— Моя фамилия Гудвин. Я из «Гэзетт», хочу снять комнату с видом на улицу.
— Иди, Мария, — сказал он дочери, и она, повернувшись, удалилась в глубину темного парадного. — Комнат нет.
— Сто долларов в неделю, — сказал я. — Я собираюсь писать статью о месте убийства и хочу фотографировать людей, которые будут приходить сюда и глазеть. Окно на втором этаже — как раз то, что мне нужно.
— Я же сказал, что комнат нет, — голос у него был зычный и грубый.
— Можете переселить кого-нибудь. Двести долларов.
— Нет.
— Триста.
— Нет.
— Пятьсот.
— Вы с ума сошли. Нет.
— Это не я сошел с ума, а вы. Отказаться от пятисот долларов? Как вас зовут?
— Как зовут, так и зовут.
— Господи, да что мне стоит узнать ваше имя у соседей или вон у полицейского?
— Цезар Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.
— Я тоже. Вы сдадите мне комнату сроком на неделю? Пятьсот долларов наличными и деньги вперед?
— Но вы слышали, что я сказал. Комнат нет. Темное это дело с тем парнем, которого убили. Даже будь тут комната, я б не дал фотографировать из окна.
Я решил проявить нетерпение, ибо задержка могла оказаться опасной: полиция или прокуратура в любой момент могли обнаружить связь Еджера с этим домом. Я вытащил из бумажника картонку и показал ему.
— Вы видите при таком освещении?
Он даже не взглянул.
— Что это такое?
— Моя лицензия. Я не журналист, а частный детектив, расследующий убийство Томаса Г. Еджера.
Он прикрыл один глаз. Его грудь поднялась от глубокого вздоха.
— Так вы не из полиции?
— Нет.
— Тогда убирайтесь отсюда. Вон из этого дома. Я уже объяснял трем полицейским, что не знаю ничего о том человеке в котловане. Убирайтесь.
— Ладно, — сказал я, — дом ваш. Но знаете, что произойдет, если вы меня выставите? Не пройдет и получаса, как сюда ворвется дюжина полицейских с ордером на обыск. Они обшарят тут каждый дюйм, вывернут наизнанку всех и каждого, начиная с вас и вашей дочери, и станут задерживать всякого, кто сюда войдет. А сделают они это потому, что я смогу доказать, что в воскресенье вечером Томас Г. Еджер приходил в этот дом и был здесь убит.
— Это ложь! Вы как полицейский. Это оскорбление.
— Хорошо. Первым делом я позову патрульного с улицы, чтобы он был тут, рядом с вами, и не дал вам никого предупредить.
Я повернулся. И попал в цель. К полиции он был готов, но я явился неожиданно и сбил его с толку. Он схватил меня за рукав. Я посмотрел на него и увидел, как у него напряглись скулы.
— Это вы его убили? — спросил я.
— Вы из полиции, — сказал он.
— Нет. Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю на частного детектива по фамилии Ниро Вульф. Нам должны заплатить за расследование этого дела, так мы зарабатываем на жизнь. Буду откровенен: нам лучше самим выяснить, почему Еджер приходил сюда, чем подключать к этому полицию. Но если вы не захотите нам помочь, придется мне позвать сюда патрульного. Это вы убили Еджера?
Он повернулся, как на колесах, и устремился по парадному. Я ухватил его за плечо и опять развернул.
— Это вы его убили?
— У меня есть нож, — ответил он. — Я имею право держать его в собственном доме.
— Разумеется. А у меня вот что есть, — я вытащил из кобуры «морли», — И разрешение имеется. Это вы его убили?
— Нет. Мне надо посоветоваться с женой. Она соображает лучше меня. Моя жена и дочь… Я хочу…
Футах в десяти дальше по коридору распахнулась дверь и послышался женский голос:
— Мы здесь, Цезар.
У подошедшей женщины было волевое лицо и командирские повадки. Мария осталась у двери. Перес начал было говорить жене что-то по-испански, но она оборвала его:
— Прекрати! А то он решит, что мы секретничаем. Говори с американцем по-американски.
Она сфокусировала на мне свои острые черные глаза.
— Мы слышали ваши слова. Я знала, что когда-то это произойдет, но думала, что припрутся полицейские. Мой муж честный человек, он не убивал мистера Еджера. Как вы узнали, что это его дом?
Я сунул «морли» обратно в кобуру.
— Раз уж я знаю, то неважно откуда, миссис Перес.
— Ладно, задавайте вопросы.
— Я бы предпочел, чтобы на них отвечал ваш муж. На это может уйти время. У вас есть комната со стульями?
— Я сама вам отвечу. А сесть мы предлагаем только друзьям. Вы же угрожали мужу револьвером.
— Я только пускал пыль в глаза. Ладно, если ваши ноги смогут это выдержать, мои и подавно. Во сколько мистер Еджер пришел сюда в воскресенье?
— Я думала, вы знаете.
— Знаю. Я выясняю, как вы отвечаете на вопросы. Если вы дадите слишком много лживых ответов, переключимся на вашего мужа. Либо я, либо полиция.
Она чуть поразмыслила.
— Он пришел около семи часов вечера.
— Он приходил к кому-то из вас?
— Нет!
— Тогда к кому?
— Не знаем.
— Повторяю вопрос. Я не собираюсь торчать тут целый день, выдаивая из вас по капельке.
Она оглядела меня.
— Вы когда-нибудь были там, наверху?
— Вопросы задаю я. К кому он приходил?
— Не знаем, — она повернулась к дочери. — Мария, иди.
— Но, мама…
— Отправляйся!
Мария ушла, закрыв за собой дверь. Ее мать повернулась ко мне.
— Он пришел около семи и постучал в дверь. Вот в эту, — она указала на дверь, за которой скрылась Мария. — Мистер Еджер переговорил о чем-то с мужем и дал ему немного денег. Потом пошел к лифту. Мы не знаем, был ли кто-нибудь наверху или, может, кто-то пришел позже. Мы смотрели телевизор и не услышали бы. Да нам и не полагалось знать.
— Где у вас лифт?
— В задней части коридора. Он тоже на замке.
— Вы спросили, был ли я там, наверху. А вы были?
— Конечно. Каждый день. Мы там убираем.
— Значит, у вас есть ключ. Пошли, — я двинулся вперед.
Она поколебалась, открыла дверь, за которой была Мария, сказала что-то по-испански и пошла по коридору. Перес поплелся за ней, а я замкнул шествие. В конце холла она вытащила из кармана ключи и открыла стальную дверцу.
Изнутри лифт был облицован нержавейкой и красными лакированными панелями по трем стенам. Размерами он уступал тому, что был в доме Вульфа, поднимался мягко и бесшумно. На самом верхнем этаже он остановился, дверь скользнула в сторону, и мы вышли.
