И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода.
Привет, мы будем счастливы теперь
И навсегда.
* * *
Я сидела в баре и тратила время на самое бестолковое в мире
занятие: пыталась отыскать в жизни смысл. Нет, не в нашем пребывании на этой
планете, так далеко я не замахивалась, а в своей собственной. То ли я плохо
искала, то ли он был запрятан так, что не докопаешься, но я его не видела и
почему-то здорово переживала из-за этого, хотя давно могла бы привыкнуть.
Передо мной стояла чашка с капуччино, хотя мне отчаянно хотелось напиться. Но
по опыту я знала, что это не поможет. Оттого и смысл жизни искала на трезвую
голову, что, по определению, было просто бесперспективно.
— Придется жить без него, — констатировала я,
взглянула на часы и убедилась: на глупое времяпрепровождение ушло полтора часа.
Давно пора отправляться домой, но этого как раз делать мне не хотелось.
Собственно, именно потому, что дом некоторое время назад
перестал быть моей крепостью, я и сидела в баре, занимаясь всякими глупостями.
— Надо ехать, — вздохнула я и непроизвольно
поморщилась, а потом опять вздохнула: все в моей жизни было не так и неладно,
как любит выражаться моя подруга Юлька, и, похоже, сделать с этим я ничего не
могу.
Я уже взяла сумку, но вместо того, чтобы встать и уйти,
подозвала официанта и попросила принести еще кофе. Был бы рядом Сашка, мы
смогли бы поговорить об отсутствии у меня силы воли, но мой пес в настоящее
время, скорее всего, прогуливается с Тагаевым. Как-то так вышло, что теперь это
не моя собака, а наша. Почувствуйте разницу… «Я ревную свою собаку», — с
грустью подумала я, придвигая чашку кофе поближе и вооружившись ложкой.
Кофе был мне не нужен. Я сама себе не нужна. Настроение ни к
черту, но придется как-то пережить это. Скверно то, что подобное настроение в
последнее время успешно перешло в разряд хронических. Не могу сказать, что, к
примеру, полгода назад я смотрела на мир с восторгом. Восторги оставили меня
довольно давно, но все-таки в этой жизни я все еще находила что-то приятное.
Например, прогулки с Сашкой. Теперь мы прогуливались втроем, и ничего приятного
для меня в этом не было. Опять же, выпивка в дружеской компании и… Приехали.
Все, чего я лишилась, — это сидение дома в обществе все того же Сашки и
вечерние прогулки в парке опять же с ним. Выходит, как не было смысла в моей
жизни, так и не будет, не стоило и искать.
Я досадливо поморщилась и вновь собралась покинуть бар, но
тут в поле моего зрения возник господин Ларионов. Я приросла к стулу и даже
слегка вжала голову в плечи, надеясь, что он меня не заметит. Не скажу, что
встреча с ним была для меня особо неприятной. Просто я находилась в том
состоянии духа, когда слово сказать и то лень, а с Ларионовым одним словом не
обойдешься, так что лучше пусть идет подобру-поздорову, главное, мимо.
Ларионов — начальник охраны Деда, а Дед в наших краях царь и
бог, и это еще мягко сказано, а я при нем… затрудняюсь ответить кто. Когда-то
была замом по связям с общественностью и по совместительству любовницей. Теперь
вроде бы тоже зам, но без совместительства. Говорю «вроде бы», потому что
официально я числюсь в долгосрочном отпуске и мой кабинет, по слухам, занял
кто-то другой. Но Дед по старой памяти трижды в неделю зовет меня в дом с
колоннами, я предстаю перед ним и получаю какое-нибудь задание. Не слишком
сложное и подчас совершенно никчемное, но сие необходимо, чтобы я помнила, что
он все еще мой работодатель, а Дед был уверен, что я об этом не забыла.
Я думаю, кабинет бы мне охотно вернули, если бы не одно
обстоятельство: в настоящее время я делю кров с Тимуром Тагаевым. И хоть Дед
рука об руку с Тимуром повышает свое благосостояние (в его интерпретации это
звучит «отложить на старость»), однако до сих пор не может простить мою
выходку. То есть то, что я не придумала ничего умнее, как закрутить роман с
Тагаевым. Данная связь, с точки зрения общественности, порочит мою честь и
достоинство, а так как, оскорбляя лошадь, мы, как известно, оскорбляем ее
хозяина, то достоинство Деда тоже находится под угрозой. Оттого-то в доме с
колоннами я появлялась, когда мне вздумается (точнее, когда вздумается Деду),
хотя регулярно получала зарплату в голубом конвертике.
С Ларионовым мы друг друга терпеть не могли. После встречи с
моим приятелем по фамилии Лукьянов, который без .всякого почтения отнесся к
должности Ларионова, в результате чего тот недосчитался нескольких зубов, его
нелюбовь ко мне должна была бы выйти из берегов, но, странное дело, Ларионов
заметно подобрел ко мне. Может, решил, что, не присутствуй я при том историческом
событии, зубов бы и вовсе не осталось. Кстати, его догадка не лишена оснований.
Но, несмотря на его симпатию, неизвестно откуда взявшуюся, я
к нему ответными чувствами не воспылала и продолжала считать его гнидой. Эта
мысль отчетливо читалась на моем лице, и с этим тоже ничего нельзя было
поделать. Оттого-то я и надеялась, что Ларионов пройдет мимо, не обратив на
меня внимания, или у него хватит ума сделать вид, что он не обратил внимания.
Однако все-таки интересно, что ему понадобилось в кафе. Он
был в одиночестве, а кафе не то место, где ему нравилось проводить досуг.
Насколько мне известно, он предпочитает казино. Выходит, у него здесь назначена
встреча.
Я быстро огляделась; Кафе маленькое, за столом у окна две
девушки, напротив компания из четырех человек, за соседним столом молодая
мамаша угощает свое чадо мороженым. Никого подходящего. Не считая меня. Так и
оказалось. Ларионов шел ко мне, хотел улыбнуться, но вдруг передумал и
нахмурился.
— Привет, — кивнул он, пододвинул стул, помедлил и
спросил:
— Можно?
— Отчего нет, стул принадлежит заведению, — не
очень вежливо заметила я. Появление Ларионова мне не понравилось, а еще и
озадачило.
— Настроение скверное? — усмехнулся он, но
поспешно убрал усмешку, потому что в долгу я не осталась.
— Конечно, скверное, раз я вижу тебя.
— Скажи на милость, почему мы не можем поговорить как
нормальные люди? — спросил он с досадой.
— Не можем, — согласно кивнула я. — И ты
знаешь почему.
— В конце концов, мы в одной команде, — напомнил
он. — Бывают случаи, когда следует забыть старые распри и объединиться.
— Звучит многообещающе, — еще больше насторожилась
я и даже почувствовала смутное беспокойство. — Так что такого стряслось в
нашей богадельне?
Ларионов поморщился, достал сигареты и вновь обратился ко
мне:
— Не возражаешь, если я закурю?
