Я устроилась за столом, заинтересовавшись видом из окна.
Прямо напротив был угол дома, где жила Гаврилова. Окна ее квартиры выходили на
противоположную сторону, подъезда не увидишь.
— Вот тут оно лазает, — проследив мой взгляд,
ткнула пальцем бабуля.
— Кто — оно? — улыбнулась я.
— А кто ж его знает. В темноте шасть вот по этим
выступам. Юркий, вроде обезьяны. И за углом скроется, его и не видно.
Чисто теоретически человек мог подняться по стене и пролезть
в окно третьей квартиры. Но квартиру проверили и следов взлома не обнаружили.
Плюс калитка с замком, собака… и зрение у старушки так себе. Однако это
единственная зацепка.
— Вчера опять лазил, — удовлетворенно сообщила
старушка. — И калитка скрипела. Я нарочно окно открыла, дай, думаю,
послушаю.
Если слух у нее такой же, как и зрение, неизвестно, что она
там услышала.
— И часто вы его видите?
— Нет. Два раза видела.
— Первый раз до или после убийства в том доме?
— После. До убийства ничего не видела и врать не буду.
А уж после того, как ваши тут ходили и выспрашивали, я и начала приглядываться.
Ночью, бывает, долго не уснешь, вот и глядишь в окошко. Тут много чего увидеть
можно. Однажды собака чуть с балкона не свалилась. Кот, такой хитрец, на дереве
сидел, то ближе подберется, то попятится, а собачонка из себя выходит, и уж не
знаю, как на балкон-то влезла, на самые перила. Я давай Василию звонить, где,
говорю, хозяева, куда смотрят.
— Это какому Василию вы звонили? —
заинтересовалась я.
— Нашему, Глымову.
— Тому, что в доме консьержем работает?
— Конечно. Он ведь в соседнем доме двадцать лет прожил,
пока квартиру на Балакирева не получил. Он тогда на химическом заводе работал,
бригадиром. Потом сняли его из бригадиров, но квартиру успел получить.
— А за что сняли?
— Не помню уж точно. Вроде бы он подрался с кем-то.
Поди из-за бабы. Уж до чего по молодости был бабник, просто беда. Да и нравом
горячий. Чуть что не по его… Покойная-то Лидия с ним намучилась, и мужики его
из-за своих баб со всей округи колотили смертным боем, а ему все нипочем. Лидия
ко мне часто приходила, делилась, я-то ведь никому ничего, ни словечка, а у нее
душа болит, придет, поплачет, вроде и полегче на душе станет. Потом у Василия
сердце прихватило, видно, бог наказал. Да так прихватило, еле-еле выжил. Лидия
плакала, хоть и непутевый, а жалко, муж все-таки. Детей у них не было, у Лидии
болезнь какая-то… не могла детей иметь, она его всегда и оправдывала, мол,
оттого и шляется. А как его из больницы выписали, совсем другим человеком стал.
Все чего-то пилит да строгает, в саду возится. Да уж и возраст, пора было
остепениться. Лида нарадоваться не могла, она, и когда переехали, все ко мне
ходила, нет-нет да и зайдет. Только недолго ей в счастье жить пришлось, померла
уж лет пять назад. Вот такие дела твои, господи.
— Позвонили вы Василию и что? — решила я
продолжить разговор.
— Сообщил хозяевам, те собаку в дом загнали.
— Номер телефона он вам дал?
— Конечно. Как устроился, так ко мне заглянул и телефон
оставил. Иногда позвонит мне или я ему, дежурство-то у него долгое, да и мне
охота поболтать. Целый день одна, мои все на работе, раньше семи никто не
приходит, да и устают, им не до разговоров. Все телевизор смотрят, а у меня от
него голова болит. Я к Клаве, соседке, хожу в лото играть.
Я пробыла у старушки около часа, выпила чаю и наконец
покинула ее. Странное впечатление оставил этот разговор. Чувство было такое,
точно я что-то просмотрела, что-то очевидное, лежащее на поверхности.
Недовольная своим неизвестным промахом, я вернулась в машину.
— Ты выглядишь раздраженной, что-нибудь не так? —
спросил Стас.
— Все не так. — Я набрала номер Вешнякова. —
Скажи, кто-то устроил Глымова на эту работу или он просто так пришел, по
объявлению?
— Нет. Его убиенная Гаврилова как раз и рекомендовала.
До него парень молодой дежурил, студент, потом отказался. Срочно нужен был
человек, вот Гаврилова его и прислала. Для пенсионера зарплата вполне
приличная, так что место неплохое.
— То есть Гаврилова с консьержем были знакомы раньше?
— Да.
— Почему ты об этом молчал?
— Я не молчал. Ты, должно быть, забыла… а может, я
забыл. Они раньше жили по соседству, он ее еще с пеленок помнит, так что…
— Ты это проверил?
— Конечно. Действительно, жили в соседних дворах.
Встретились с Глымовым в магазине, разговорились, она и сказала, что консьерж
нужен, потом позвонила. Это было три года назад. Общались они с убитой, по его
словам, мало, в основном здоровались. Она поинтересуется его здоровьем, он
спросит, как дела. Особо тем для разговоров не находилось, разница в возрасте, да
и знали друг друга не то чтобы хорошо. Я тебя понимаю, — вздохнул
Артем. — Но старику-то с какой стати убивать девчонку?
— Может, он ей денег должен?
— Да у него на книжке сто тысяч рублей. Сумасшедшие
деньги для пенсионера. Дача, машина. И то и другое не нужно, продавать
собрался. На даче одному тоскливо, и грядками жена занималась, а на машине
из-за здоровья ездить боится.
Говорил Артем весьма эмоционально, должно быть, решив, что я
намерена вытащить Тагаева любыми способами, даже если для этого придется
посадить невинного человека.
Закончив разговор, я с неодобрением взглянула на Стаса.
Когда у человека скверно на душе, всегда приятно сорвать на ком-нибудь злость,
так что дитя литовских пущ в этом смысле подвернулся весьма кстати.
— Может, ты объяснишь мне суть проблемы? — вдруг
заговорил он, хотя мог бы сидеть и помалкивать. — Вдруг в голову придет
гениальная мысль?
— У меня в этом большие сомнения, — буркнула я, но
ситуацию описала довольно подробно, может, и скажет что путное.
— Значит, в доме трое, один из них убит, а кто-то из
оставшейся парочки — убийца. Твой Тагаев на эту роль подходит идеально, —
улыбнулся он.
— Но он не убивал, — отрезала я. Стас покачал
головой.
— Я даже не спрашиваю, откуда у тебя такая уверенность.
Ну, если не убивал он, значит, убил старик. Остается понять за что, а там… — Он
посмотрел на меня и опять улыбнулся. — А если старик все-таки не убивал?
— Значит, в доме был еще кто-то.
— Тагаева ты категорически исключаешь?
