— И как ты тогда собираешься искать киллера? На
общественных началах? Может, все-таки оставишь это дело тем, кому такими вещами
и положено заниматься? Нет? Впрочем, кто бы сомневался. Сама полезешь и нас
втравишь. У меня заранее геморрой обостряется.
— Геморрой от сидячей работы, — усмехнулась
я. — Вот и побегаешь, для здоровья полезно.
— Ничего про здоровье мне не говори.
Тут мы вновь посмотрели на Лялина, потому что он продолжал
молчать, сдвинув брови к переносице и уставившись в одну точку. Вешняков притих
и стал терпеливо ждать, что скажет старший товарищ.
— И все-таки у меня большие сомнения, — наконец
изрек он. — Попробуем кое-что выяснить. — Тут он со значением
взглянул на Вешнякова, и тот нахмурился, косясь в мою сторону.
— Если имеете что сказать, то говорите, —
вздохнула я, потому что их переглядывание вконец достало меня.
— Нет, ничего, — поспешно ответил Артем, в
очередной раз взглянув на Лялина.
— Как знаете, — буркнула я.
— Ну а теперь, может, выпьем спокойно? — предложил
Вешняков.
* * *
Засиделись мы много дольше, чем предполагали вначале. О
делах больше не говорили, точнее, об одном конкретном деле, которое меня в
настоящее время так волновало. Мужчины предпочли футбольную тему, и я ее
поддержала, хотя ничегошеньки в футболе не соображала. Мысленно я несколько раз
возвращалась к нашему разговору, пытаясь отгадать, что от меня скрыли мои
друзья? Наверняка цели их благородны, но от этого становится даже беспокойнее.
Домой я не спешила, и мои друзья, судя по всему, тоже.
Наконец Вешняков взглянул на часы и принялся ныть:
— Черт, время-то как бежит. Моя пришибет меня, и так
уже еле терпит. Пора разбегаться, а то и вправду из дома выгонят.
Лялин расплатился, мы вышли на улицу и стали прощаться.
Лялин сел в свой джип, Вешнякова, который прибыл на своих двоих, решила отвезти
я. Уже в машине, после паузы, в продолжение которой он собирался с силами,
Артем спросил:
— Как твои дела?
— Ты же слышал. И уже успел выразить возмущение и
недовольство.
— Я не об этом.
— А о чем? — усмехнулась я.
— Как ты вообще, а?
Нет бы прямо спросил: как вы уживаетесь с Тагаевым под одной
крышей? Однако стыдился и мялся в нерешительности, справедливо полагая, что я
пошлю его к черту.
— Вообще нормально, — кивнула я.
— Да? — не поверил он.
— Да. А ты как думал?
— До чего ж ты тяжелый человек, — покачал Вешняков
головой. — Спросишь по-дружески, так ты норовишь… Я ведь не из пустого
любопытства спрашиваю. Ты мне человек не чужой, и я… — Договорить он не успел,
я как раз притормозила возле его подъезда.
— Тагаев шлет тебе привет, — улыбнулась я, но
ответной улыбки не дождалась.
— Спасибо, — буркнул Артем, вышел из машины, хотел
хлопнуть дверью, но душевная доброта пересилила, он вздохнул и сказал:
— Ладно, спокойной ночи. Пошел я. — Махнул рукой и
удалился.
Теперь уже ничто не мешало мне вернуться домой, но я не
торопилась. Прокатилась по городу, наблюдая мелькание огней за окном, и наконец
свернула на свою улицу.
В гостиной горел свет. Я взглянула на часы и попробовала
стать оживленной. Даже подготовила фразу, с которой войду в гостиную, чтобы
наша встреча с Тагаевым была похожа на встречу любящих людей, каковыми мы
должны являться, если уж живем в одной квартире. Впрочем, я была уверена, что
заготовленная фраза не поможет.
Я загнала машину в гараж и поднялась в холл, здесь тоже
горел свет, но, к некоторому моему удивлению, гостиная была пуста. Сашка не
выскочил мне навстречу, виляя хвостом, а тишина в квартире намекала на
отсутствие в ней обитателей. Я заглянула в кухню, ужин на плите, везде
образцовая чистота.
Я плюхнулась в кресло, тупо рассматривала плитку под ногами,
потом побрела к двери. Если Тагаева и Сашки нет дома, их, скорее всего, можно
обнаружить в парке напротив. Туда я и направилась, хотя ничто не мешало мне
дождаться, их здесь. Но звенящая тишина тяготила меня, а еще больше тяготило
чувство вины, которое, должно быть, навеки свило гнездо в моей душе и никак не
желало испариться, хотя я и предпринимала шаги к его выселению.
Захлопнув дверь, я перешла дорогу и оказалась в парке. Он
был небольшим, но очень уютным, три аллеи расходились лучами от центра, был
фонтан. Сейчас из-за позднего времени он был отключен. Я шла по аллее
оглядываясь и вскоре увидела Тагаева. Тимур сидел на скамейке в дальнем конце
парка, плечи опущены, руки сцеплены замком, взгляд неподвижен. Возле ног лежал Сашка
и жалобно на него поглядывал. Тагаев опустил руку и погладил пса, Сашка повесил
нос и загрустил еще больше.
Подобная картина способна довести до слез даже менее
чувствительного человека. Я не зарыдала, но вздохнула и закусила нижнюю губу. И
Тагаев, и Сашка были со мной несчастны. Сашка был несчастен потому, что очень
привязался к Тимуру и, будучи существом понятливым, чувствовал, что тому
живется несладко, оттого и страдал. Мой пес здорово на меня сердился последнее
время, потому что, с его точки зрения, ничто не мешало нам жить счастливо, а уж
если счастья не наблюдалось, то виновата в этом, конечно, я.
У Тагаева причины были посерьезнее. Несколько месяцев назад
он решил, что сможет игнорировать тот факт, что я любила другого человека. Тем
более он был уверен: я считаю, что человек этот погиб. Хотя у меня на этот счет
имелись сомнения. Сомнения не в том, что Лукьянов жив-здоров, это сомнений как
раз не вызывало, а в том, что Тимур убежден, будто я считаю его покойником.
Призрак Лукьянова неотступно стоял за спиной и портил наши отношения успешнее,
чем живой человек из плоти и крови. Было похоже, что избавиться от него нам не
удастся. По крайней мере, Тагаев свои силы явно переоценил.
