— Войдите.
Дверь открылась, и в проеме возник Зов, который нес наши чемоданы.
— О, это вы, — произнес он по-сербскохорватски. Потом поставил чемоданы на пол и повернулся, чтобы идти.
— Подождите минутку, — попросил Вулф. — Я должен вам кое-что сказать.
— Позже скажете. Сейчас нет времени.
— Всего одно слово. Не старайтесь убедить нас, что вы не понимаете английского языка. Вас бы не взяли стюардом, если бы вы не говорили по-английски.
— А вы догадливый, — сказал Зов по-сербскохорватски. Потом добавил, уже по-английски: — Хорошо.
И был таков.
Я запер за ним дверь и повернулся. Вулф сидел с закрытыми глазами и шумно сопел. Минуту спустя он открыл глаза, посмотрел на чемоданы, перевел взгляд на меня и только тогда поведал, о чем они говорили с Зовом.
— Нужно выяснить, под каким именем он здесь устроился, — сказал я.
— Выясним. Ступай на палубу и следи за сходнями. Вдруг он что-то заподозрит и решит улизнуть.
— С какой стати?
— Не знаю. Люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы. Отправляйся.
Вот так и получилось, что до самого отплытия я простоял на палубе, опираясь о фальшборт и любуясь на генуэзские горы, к которым прилепились тысячи домиков. Впечатление было бы куда более сильным, если бы я не вернулся только что с прогулки по черногорским скалам.
К тому времени как «Базилия» покинула гавань и вышла в открытое море, большинство пассажиров уже спустились в обеденный салон. Я, в свою очередь, спустился в нашу каюту и сказал Вулфу:
— Пора уже и пообедать. Пожалуй, вы поступили правильно, решив, что в течение всего путешествия не будете выходить из каюты. На борту может оказаться кто-нибудь, способный узнать вас. Что же касается меня, то я, пожалуй, имею право принимать пишу в общем салоне. Вы не возражаете?
— Нисколько. Я уже заказал Петеру Зову, что принести на обед.
У меня отвалилась челюсть.
— Петеру Зову? — глупо переспросил я.
— Да. Он наш стюард.
— О боже! Он будет приносить вам еду, а вы будете ее есть?
— Разумеется. Это, конечно, испытание, и аппетита оно мне не прибавит, но в нем есть и определенные преимущества. У нас будет достаточно времени, чтобы обсудить наши планы.
— А вдруг ему взбредет в голову подмешать вам в пищу мышьяк?
— Вздор! С какой стати?
— Дело в том, что люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы.
— Иди обедать.
Я отправился в салон. Меня усадили за семнадцатый стол, накрытый на шестерых. Один стул пустовал и должен был пустовать всю дорогу. За столом сидели: немец, который считал, что разговаривает по-английски, но явно ошибался, женщина из Мэриленда, которая разговаривала по-английски, но лучше бы молчала, и еще парочка — мать с дочерью, которые не знали даже слов «доллар», «о’кей» и «сигарета». Семнадцатилетняя итальянка-дочь, внутри у которой явно бушевал вулкан латинской страсти, могла бы стать объектом моего внимания, если бы не мамаша, которая ходила за ней по пятам словно приклеенная.
За двенадцать дней пути возможностей для знакомства и ухаживаний было, конечно, хоть отбавляй, однако на третий день выяснилось, что все три наиболее вероятные кандидатуры, включая вулкан с дуэньей, отпадают. Одна, черноглазая шепелявящая красотка, плыла в Питтсбург, чтобы сочетаться браком. Вторая, высокая стройная скандинавка, которая обходилась без косметики (впрочем, она ей и не требовалась), обожала играть в шахматы. И точка. Третья, миниатюрная блондиночка, начинала поглощать коктейли за час до обеда и не останавливалась до вечера. Как-то раз я решил поупражняться вместе с ней и довольно скоро выяснил, что любительница коктейлей шельмует: у нее оказалась сестра-двойняшка, причем обе парили в воздухе. Я обиделся, бросил надувательниц в баре и вернулся к себе в каюту, едва не пересчитав по дороге лбом все ступеньки. Вулф бросил на меня взгляд исподлобья, но от комментариев воздержался. В Генуе он закупил несколько дюжин книг, разумеется на итальянском, и, похоже, заключил сам с собой пари, что проглотит их все до того, как прямо по курсу появится статуя Свободы.
Во время плавания мы с ним время от времени перебрасывались отдельными фразами, но не слишком учтиво, поскольку разошлись во мнениях. Я категорически отвергал план, который Вулф хотел при первом же удобном случае обсудить с Петером Зовом. Первая перепалка по этому поводу вспыхнула у нас еще в Генуе, в номере отеля, и с тех пор то и дело возобновлялась. Я поначалу хотел первым делом, как только мы выйдем в море, уведомить капитана о том, что на борту у нас вооруженный убийца, совершивший в Нью-Йорке тяжкое преступление, чтобы остаток пути Зов провел под замком. Кроме того, я предложил послать радиограмму инспектору Кремеру, чтобы подготовить Зову достойную встречу. Вулф отверг мой замысел под смехотворным предлогом, что в нью-йоркской полиции никогда не слыхали про Зова и нам не поверят; более того, уверял этот упрямец, капитан предупредит Зова и тот каким-то образом улизнет с корабля, прежде чем тот войдет в территориальные воды Соединенных Штатов. В открытом море власть и закон сосредоточены в руках одного человека — капитана судна.
Тогда я решил сменить тактику и предложил следующее. Как только наш корабль войдет в Норт-Ривер, все на борту, включая капитана, окажутся под юрисдикцией нью-йорк-ской полиции, и тогда Вулф сможет прямо с борта «Базилии» позвонить Кремеру, обрисовать ситуацию и предложить встретить судно прямо на причале. Тут уж, казалось бы, вариант железный — комар носа не подточит.
Так нет же, представьте себе, Вулф даже не пытался препираться, а просто напрочь зарубил мое предложение — и баста! Дело не только в его ослином упрямстве. Он должен был непременно сесть в свое рассчитанное на дюжину слонов кресло, обставиться батареей пивных бутылок, приказать мне позвонить Кремеру и уж потом взять трубку и безмятежным тоном проговорить: «Мистер Кремер? Я только что возвратился из одной поездки. Я привез вам убийцу Марко Вукчича вместе с орудием убийства, а также готов предъявить свидетелей, которые подтвердят, что он находился в Нью-Йорке восемнадцатого мая. Вы можете прислать кого-нибудь, чтобы его арестовали?.. Ах, вы даже сами приедете? Как вам угодно. Мистер Гудвин, который сопровождал меня, пока присмотрит за ним».
План этого честолюбца был таков. «Базилия» должна пришвартоваться в среду около полудня. Мы сойдем на берег и отправимся домой. Вечером после наступления темноты мы встретимся с Зовом в баре на набережной, а потом заедем домой к моему другу, который одолжит нам свою машину, чтобы мы поехали в Филадельфию. Дом этот расположен на Западной Тридцать пятой улице. Я поведу Зова в дом и познакомлю с Ниро Вулфом, предварительно приняв все меры предосторожности, чтобы Зов не сумел тут же на месте выполнить свое задание.
Вулф был непоколебим, как скала. Он придумал этот план, и, что бы я ни говорил о риске, возможных опасностях и прочих подводных камнях, упрямец отказывался даже слушать. К концу двенадцатого дня мои аргументы приняли настолько личный и обидный для Вулфа характер, что мы почти перестали разговаривать, и Вулф даже не обратился ко мне за помощью, когда у его чемодана заело застежку-«молнию». Я же благополучно закрыл собственный чемодан и со словами: «Увидимся после иммиграционного контроля» — вышел из каюты.
