Однако спрятать его она не успела.
— В твоем возрасте — тем более! — прозвучал
высокомерный голос.
Голубоглазая блондинка вздрогнула и повернулась.
Рядом с ней стояла холеная дама в брючном льняном костюме, с
густыми темно-рыжими волосами, собранными на затылке в тугой узел. Лицо ее
выражало самоуверенность и спесь.
— Ты еще кто такая? — удивленно осведомилась
блондинка. — Проваливай, тетя, нам тут и без тебя проблем хватает! —
И она с ленивой угрозой повела в сторону незнакомки стволом пистолета.
— Это же Римма Борисовна! — прошептала Лола,
вцепившись в Ленино плечо. — Что она тут делает? Надо ее спасать!
— Не дергайся! — шикнул на нее Маркиз. —
Хотела смотреть — смотри, но ни звука!
— Нехорошо, Лера! — строго проговорила Римма
Борисовна. — Организация тебе доверяла, а ты… ты обманула наше доверие!
Впрочем, тебе же хуже. Помнишь, я говорила, что ты или утратила
профессионализм, или тебе изменило везение? Так вот, теперь я понимаю, что
профессионализм ты сохранила. Старика ты выследила очень грамотно. Но вот с
везением… с ним у тебя действительно проблемы!
— Шеф?! — изумленно выдохнула блондинка. —
Так это вы — шеф?
— Совершенно верно! — Губы Риммы презрительно
скривились. — Отдай марку, Лера!
— Ни за что! — Лера вскинула пистолет, нажала на
спусковой крючок… Но Римма Борисовна опередила ее: из рукава ее льняного
пиджака вылетел маленький пистолет, грохнул выстрел, и пуля выбила оружие из
руки блондинки.
Леня скосил взгляд на свою спутницу.
— Ты все еще хочешь ее спасать? — прошептал он
едва слышно.
— Я балдею! — отозвалась потрясенная Лола. —
Ну, Римма! Кто бы мог подумать? А с виду такая милая женщина! Обожает театр…
несет культуру в массы… И не лень ей было торчать в фойе театров и точить лясы
с ненормальными фанатками. Ведь это сколько времени нужно потратить!
— Серьезная женщина, — согласился Маркиз, —
много лет работала под прикрытием, создавала легенду… Эх, были раньше кадры!
Вот где дисциплина-то… С такими работать — одно удовольствие!
Лола обиделась и замолчала.
Потрясенная Лера трясла в воздухе рукой.
— Я повторяю — отдай марку! — раздраженно
проговорила Римма Борисовна. — И имей в виду — третьего раза не будет!
— Как… как вы нашли меня? — дрожащим голосом
спросила Лера, неохотно отдавая кисет с маркой.
— Не все ли тебе равно? — усмехнулась Римма, заглядывая
в кисет. — Пойми, девочка, против организации у одиночки нет шансов! Я за
тобой следила, поняла, какую операцию ты задумала, и с самого начала знала, что
ты приведешь меня к настоящей марке!
— В жизни не поверю, что вы так стараетесь ради
организации! — мрачно бросила Лера, следя за тем, как Римма Борисовна
прячет марку в свою элегантную сумочку.
— Организация — это я! — произнесла та и
направилась к выходу из сада, добавив напоследок через плечо: — Спасибо, ты
неплохо поработала! И не советую здесь задерживаться!
— Черт! — выкрикнула Лера, проводив взглядом
победительницу. — Черт, черт, черт!
— Какая женщина! — восхищенно промолвил Прохор
Петрович, на протяжении предыдущей сцены хранивший молчание. — Я знал ее
столько лет, но никогда бы не подумал…
— Может, заткнешься, старый идиот? — рявкнула на
него Лера. — И без тебя тошно!
— Разве можно так разговаривать с пожилым
человеком? — Из-за кустов вдруг вышел высокий сутулый старик с лицом,
изрезанным глубокими шрамами. Все его сухое, поджарое тело дышало силой и
угрозой. Следом за ним появился второй тип, довольно молодой — короткая
стрижка, мясистый загривок, маленькие злые глазки, кожаная куртка, едва не
лопающаяся на широких плечах, все выдавало в нем блатного.
— Соленый! — выдохнул Прохор Петрович, не сводя
глаз с сутулого старика. — Сколько лет, сколько зим!
— Узнал? — усмехнулся авторитет. — Вижу, что
узнал, Лабух!
— Хорошо выглядишь… — заискивающим тоном
проговорил Прохор. — Совсем не постарел…
— А вот ты, Лабух, здорово постарел! — Соленый
окинул настройщика колючим взглядом. — Ты ведь гораздо моложе меня, а
выглядишь стариком… Пьешь, что ли, много?
— Какое там! — отмахнулся Прохор. — Жизнь
тяжелая… нервная…
— Крысятничать не надо! — оборвал его
Соленый. — Ты что же, шкура драная, хотел Шершня надуть? Хотел ему
фальшивку впарить? Ты же знал, что Шершень — мой человек!
— А он что, не хотел? — огрызнулся
настройщик. — Он ведь хотел у меня марку на халяву отобрать! Денег с собой
взял гораздо меньше, чем договаривались… А я рисковал-то как, ведь как только
марки хватятся — сразу на меня подумают! Думаешь, не допер я, что ты решил меня
со счетов сбросить? Где марка? Настройщик спер! А настройщик где? На кладбище
отдыхает или в Неве рыб кормит!..
— Всегда умен был, — неохотно произнес
Соленый, — догадливый больно.
— Жить захочешь — поумнеешь, — криво усмехнулся
Прохор Петрович, — у меня выбора не было.
— Да что теперь пустое перетирать! — отрезал
Соленый. — Все одно нас всех эта девка кинула! А ну, Шершень, обшарь ее!
— Да поздно уже! — попытался Прохор Петрович
остановить уголовников, но его никто не слушал. Шершень шагнул к блондинке,
схватил ее за руку.
— Отстань, козел! — завизжала та. — Только
тронь!
Она попыталась пнуть Шершня ногой, но тот чуть отступил в
сторону, заломил руку блондинки за спину, и та застонала от боли.
Быстро, профессионально, уверенно уголовник обшарил ее и
протянул своему шефу розовую марку:
— Вот она, Соленый!
— Молодец девка! — одобрительно проговорил старый
авторитет, разглядывая Леру. — Всех вокруг пальца обвела! Ну, Шершень,
пожалуй, прогоню я и тебя, и всех остальных, возьму вместо вас ее… она одна
пятерых мужиков стоит! Добыла-таки марку!
— Да не та это марка! — выпалил Прохор
Петрович. — Настоящую другая баба унесла, а это копия!
— Да сколько же этих марок расплодилось? — раздраженно
проговорил Соленый, рассматривая фальшивую марку.
— Сволочи! Гады! Козлы! — выкрикивала Лера,
растирая ушибленную руку. — Вам это не сойдет с рук! — И она добавила
несколько грязных ругательств.
В это время двое подручных Шершня приволокли к машине
упирающегося Зозулина.
— Чего-то здесь в кустах крутился, — рапортовал
один, — ну мы его на всякий пожарный и прихватили. Эй, мужик, ты кто
такой?
— Ты ли это, Надя? — проговорил, отмахнувшись,
Сергей.
— Ты еще на мою голову! — рыкнула
блондинка. — За два месяца осточертел хуже горькой редьки, я уж
обрадовалась — думала, больше тебя никогда не увижу! Шел бы ты. — Путь
бывшего жениха она охарактеризовала несколькими непечатными словами.
