Налоговики переглядывались. Им было интересно. И естественно, они не хотели ехать на космодром и там лазить по пыльным складам. Танира – довольно-таки ленивая планета. Курорт, что вы хотите.
Ну, будет вам, ребята, фан. «Тактиков» учат осмотру помещений совсем не ради фана, а ради жизни. Когда разведгруппа заходит в ближний тыл, иногда велик соблазн устроить наблюдательный пункт или, допустим, переждать особо зловредный ливень в заброшенном здании. А бывает, просто деться некуда: степь да степь кругом, и сарай лежит, и вдруг на подходе воздушный патруль. Сплошь и рядом завалившийся сарай – ловушка. Тем важнее умение быстро найти в ней «чистый» уголок и туда заползти…
Конечно, все нужные просьбы прозвучали и разрешения тоже. Я огляделась, прищурившись, отмечая точки. Я уже знала, где закладка, но если вскрыть ее сразу, то меня на законном основании отстранят от дальнейшего осмотра. А ведь закладок может быть несколько. Поэтому я переключила «сбрую» в режим записи, а отдельные кадры просто отщелкивала и сразу перебрасывала Йену – чтобы знал, какие углы проверять особенно тщательно.
– Можно курить? – спросила я. – У меня табачные сигареты.
Бейкер кивнул и приоткрыл окно. Левой рукой вынул из ящика стола тяжелую керамическую пепельницу – так-так, а ведь он правша, а движение очень привычное… Я покосилась на Йена – тоже заметил.
Я взяла пепельницу: старая, на первый взгляд идеальной чистоты. Но если включить увеличение на линзах – вот она, грязь, забившаяся в микротрещины. Табачный пепел. На всякий случай я одним глазом заглянула в досье Адама: точно, память меня не подвела. Бросил курить после никотинового отравления. А по факту, значит, притворялся, что бросил. Медицинской страховки как таковой у него не было, но абонемент в госпиталь для курящего будет стоить заметно дороже. Вот ведь скряга – даже курил со скидкой!
Я постояла посреди кабинета, привычно выстраивая схему. Сделала две затяжки, потушила сигарету, вылезла из туфель – нет ничего хуже, чем обыскивать в обуви на высоком каблуке или толстой подошве, – и принялась за дело.
Стол чистый, стул тоже. Шкаф-витрина пустой, и зачем он тут – непонятно. Кофейный шкафчик. Одна упаковка кофе без рекламных меток. Щелкнула и отправила снимок Йену – пусть проверит. Готова поручиться, что там не кофе. То-то Бейкер носит «сбрую»… Без линз не отличишь фабричную упаковку с метками от этой. Прощупала стенки, столешницу. Пусто. Кофемашина. Два отделения, пользуются только одним. Второе девственно-чистое. Зачем его берегут? Снимок уехал Йену. Посудный шкафчик. Без сюрпризов. Картина. Снаружи ничего. Что под нею? Бейкер, повинуясь моему жесту, снял холст и отставил к окну, повернув лицом к стене. На изнанке что-то едва заметно блеснуло. Ага, здесь была метка. Интересно, зачем на картине ручной работы, поделке для своего удовольствия, – метка? Ее постарались удалить. Я сделала вид, что жуть как заинтересовалась подоконником, а тем временем пыталась договориться со следами метки. В действительности удалить метку полностью невозможно. Проще закрыть – хоть кусочком бумаги, хоть чем. Выцапарав с холста все, что осталось от метки, я запустила пальцы под подоконник. Так… пыль, сыро, глубокая щель… достаточно. Кадры ощущений уехали к Йену.
Стены. На стенах, кроме той, где был проем входной двери, ничего не было и быть не могло. Правда, в стене, смежной с приемной, обнаружился точечный прокол. Сделан уже после ремонта. Не похоже на отверстие для крепления той же картины, хотя высота подходящая. Оставив в покое стены, вернулась к столу. Ящики, ручки, край столешницы. Замок на окне. Я работала с максимальным увеличением, позволявшим заметить даже крохотные частички кожи. Снимки мест, где я что-либо обнаруживала, уходили к Йену. Кофемашина. Вот это самое важное. Органы управления.
Диван для посетителей. На нем сидели два старших налоговика, пока стажеры с вытаращенными глазами следили за мной. Я попросила освободить мебель и за несколько минут узнала о ней все. Два микрофона в обоих подлокотниках. Я мимоходом стукнула по каждому ногтем. Если в этот момент шло прослушивание, операторам стало очень больно. Так, а камера-то где? Должна быть. Потому что микрофоны Бейкеру кто-то подсадил, но кому в наше время интересен один только звук?
Стоп. А зачем вообще микрофоны? Для стереоэффекта? Чушь.
Так, давайте рассуждать с другого конца. Кто-то хочет знать, чем занимается Бейкер в кабинете. Для этого надо прилепить камеру. Чтобы прилепить камеру, надо попасть в кабинет. Посетитель? Нет, посетителей встречают в приемной, а сюда попадали только самые доверенные и проверенные визитеры. Персонал у Бейкера был свой, значит, прикинуться новым уборщиком и под этим предлогом зайти в помещение не выйдет. Значит…
Я обошла диван, пригляделась к полу. Так, диван переставили вперед. Причем недавно. А если бы он стоял как раньше… Я мысленно соединила микрофоны линией – она уходила точно в створ открытого окна.
Похоже, Адам Бейкер не просто время от времени покуривал, а дымил постоянно. С учетом его жадности это наверняка были контрабандные сигареты или подделки с китайского рынка, закупленные оптом. Адам сидел за столом, спиной к окну, окутанный дымом. Окно почти всегда держал открытым. На подоконник попадала вода, затекала под пластик отделки. Наполнитель под нею разбух, подоконник перекосило, окно уже не открывалось полностью. А что у нас за окном? Ай, как за окном замечательно – корпус «Морской», там в основном туристические фирмы и агентства недвижимости. Я туда не пойду, меня там до сих пор боятся – с тех пор, как Август решил обзавестись «домиком» на Танире, и обрел-таки желанное жилище всего через несколько часов. Представьте себе, как надо было вздрючить все местные агентства, чтобы покупка состоялась с такой резвостью.
Я открыла окно так широко, как только получилось. Выглянула наружу. Ну, вот и камера – в верхнем правом углу, полупрозрачная, вплотную к краю стекла. Словно бы пятнышко от высохшей дождевой капли. Теперь ясно, зачем микрофоны: сквозь двойной стеклопакет с виброзащитой камера не чувствовала звук. Итак, некто, занимавший офис на шестом этаже корпуса «Морской» (вероятное окно я сфотографировала), из какого-то специфического ружья, скорее всего охотничьего для чиповки диких животных, выстрелом прислал два микрофона и камеру. Осталось лишь выяснить, за кем она следила.
– Мистер Бейкер, вы курите? – спросила я будничным тоном.
– Нет-нет, – поспешно сказал Бейкер. – Понимаете, это несовместимо с моей бывшей профессией: много горючих материалов вокруг. Я знаю, есть мнение, что богема вся курит… Но, во-первых, это опасно. А во-вторых, слишком хлопотное удовольствие, и вообще сомнительное. Это же надо постоянно проверяться у врачей, да и страховка как дорожает – вы сами должны знать.
– В моей страховке указаны огнестрельные ранения, – меланхолично отозвалась я. – Так что коэффициент у меня и без курения максимальный.
Врет буквально каждым словом, подумала я. Как мне это надоело. А он врет и врет. Во-первых, зачем нормальному человеку оправдываться еще и за то, что он не курит? А во-вторых, от Бернарда едва заметно пахло антитабачным спреем.
