Сирс открыл затвор, заглянул в ствол и, покачав головой, вернул пистолет владельцу.
— Плохо за пушкой приглядываешь, дедуля, в стволе нагар — причем очень старый.
— Давно не пользовался. Да мне и без нужды, — отмахнулся Веллингтон. — Так ношу, больше по привычке.
— А что, была привычка? — спросил полноватый савояр с недавно поврежденным ухом, на котором еще был наклеен пластырь.
— Уже и вспоминать не хочется, — улыбнулся Веллингтон.
— Тебя как зовут, дед? — спросил Веллингтона пригласивший его боец. — Вот меня — Парагон.
— А меня Руди.
— Отлично, Руди. Подстреленное ухо это Баландеш, молчаливый — Маккензи, а злая морда, который хотел твою «девятку» зажать, это Сирс.
— Да не нужна мне его «девятка», тем более такая ржавая.
— Ну да, знаем мы тебя, — возразил Баландеш и засмеялся вместе с Парагоном и Маккензи.
— А теперь выпьем за знакомство, — поднял стакан Парагон и все охотно к нему присоединились.
Едва Веллингтон поставил стакан, появилась Лаура и, прижавшись к нему теплым бедром, поставила перед гостем тарелку с соленьями и мясом.
— Ах, как она тебя обхаживает! — заметил Парагон, закусывая.
— Да я уже старый, — улыбнулся Веллингтон.
— Нет, не старый, — возразила Лаура.
— Почему ты знаешь? — спросил Парагон.
— Я чувствую, — сказала Лаура, кладя руку Веллингтону на плечо.
— Ну давай, иди, не мешай нам.
Лаура вздохнула и ушла, а Баландеш посмотрел ей вслед и сказал:
— Ты, Руди, для нее вроде последнего шанса.
И компания снова засмеялась.
— Хорошие вы ребята, — заметил Веллингтон. — А вот пили вы хоть раз настоящий коньяк?
— А чем тебе этот не настоящий? — щелкнул Сирс по бутылке с подкрашенной жидкостью.
— Это, парень, только видимость, потому и стоит гроши.
— Это не гроши! — возразил Парагон. — Пятьдесят бали это не гроши!
— Пятьдесят бали для коньяка — гроши, — возразил Веллингтон. — Лаура, поди-ка сюда!
Лаура тотчас выпорхнула с кухни и снова прилепилась к Веллингтону, с блуждающей улыбкой на пухлых кубах.
— Лаура, сходи к хозяину и попроси бутылку настоящего коньяка. Не этой бурды, а настоящего коньяка за настоящие деньги.
— Но, Руди, это обойдется тебе дорого, — прошептала Лаура, нагибаясь к самому уху Веллингтона.
— Ради такой компании можно разок и шикануть. Неси коньяк.
Лаура снова убежала, но скоро вернулась с зеленоватой бутылкой матового стекла со старой потертой этикеткой.
— Вот, — сказала она. — Это настоящий коньяк, но хозяин велел деньги за него вперед взять.
— Сколько? — спросил Веллингтон.
— Сорок деккеров, — сказала Лаура, и у всех, кроме Веллингтона, вытянулись лица, а он спокойно достал из кармана две бумажки по двадцать деккеров и передал Лауре, после чего она ушла, чтобы отдать деньги Кролику.
А Веллингтон, наслаждаясь моментом, внимательно осмотрел бутылку, потом свернул пробку и, понюхав напиток, удовлетворенно кивнул.
— Подставляйте посуду, ребята, но только чистые стаканы, а то запах стерха перебьет тонкий аромат благородного напитка.
— Тонкий аромат благородного напитка! — восторженно повторил Парагон и, вскочив, притащил с соседнего стола чистые стаканы.
Вскоре коньяк был разлит, и компания стала пробовать, сначала осторожно, потом все с большей охотой.
— Как компот, — удивленно заметил Сирс. — Даже ягодой пахнет.
— Но брюхо греет, — заметил Баландеш. — Значит, градус есть.
— Да есть, есть там градус, — подтвердил Маккензи, до этого молчаливо ковырявший вилкой холодец.
После того как бутылка закончилась и восторги смолкли, возникла недолгая пауза, после которой Сирс заметил:
— Ты не простой прохожий, Руди, при деньгах и про коньяки знаешь. Как тебя в наши края занесло — чего ищешь?
Все посмотрели на Веллингтона, а он не спеша прожевал соленую репку, вытер губы грубой салфеткой и сказал:
— Нужны надежные ребята для серьезной работы и чтобы лишнего не болтали.
— Мы все лишнего не болтаем, у нас так принято, — заметил молчаливый Маккензи.
— Это не совсем то. Вы тут поболтаете лишнего, а потом пойдете морду друг другу бить или на перестрелку нарветесь с такими же, как вы. Попал, не попал, разобрались и больше никаких друг к другу претензий.
— Ну, а ты про что говоришь?
— При серьезной работе кердык наступит всем, кто участвует, всем из-за одного болтуна.
— И надолго такая работа? — спросил Сирс, потянувшись к тарелке с соленьями.
— Ненадолго. На раз.
— На кой нам на раз, если мы при хозяине и всегда сытые? Коньяков, как ты, конечно, не распиваем, но совсем не жалуемся.
— Да, совсем не жалуемся, — подтвердил Парагон.
— Можно, конечно, долго быть при хозяине и терпеть, когда он тебе в рыло ни за что тычет, а можно заработать и податься куда захочешь своим собственным ходом.
Должно быть, мысль бросить Егеря появлялась в головах его бойцов неоднократно, и уж, конечно, они обсуждали это в узком кругу — таком как этот, однако дальше разговоров дело не шло.
— Ну и сколько, к примеру, такое дело может стоить? — спросил Сирс.
— А сколько ты считаешь было бы нормальным для тебя?
— Штука деккеров!
За столом, было, зашумели, обсуждая дерзкие запросы Сирса, но потом разом примолкли и повернулись к Веллингтону.
— Штука деккеров, ребята, это только аванс, — сказал он. — Парагон, подай-ка мне чесночного хлеба… Спасибо, приятель…
— Сколько же всего на рыло полагается? — повернув голову чуть набок, что свидетельствовало о крайней степени недоверия, поинтересовался Сирс.
— Пять тысяч.
Бойцы переглянулись и, казалось, совсем протрезвели.
— У нас таких денег не платят, — сказал Маккензи.
— А у нас платят.
И снова была пауза, во время которой Веллингтон успел сделать себе бутерброд.
— Тут не все так просто, да, Руди? Против кого работать нужно?
Веллингтон доел бутерброд и сказал:
— За такие деньги только против клыков.
— Против клыков?! — воскликнул пораженный Баландеш, и на него тотчас зацыкали.
— Чего орешь, спалить все хочешь? — угрожающе привстал Сирс. — Вон Лаура там — ушки на макушке. Стуканет Кролику, а тот хозяину…
