– Накаркал, придурок! – заорал в сторону Маслова Мамаев. – «Шмеля» бы мне!.. – передразнил он. – Иди сюда, распишись в получении!
– Мамаев! Смени Жулина на той стороне! – тут же приказал ему Стольников.
Явился взмыленный прапорщик, стирая пот со лба.
– Что там? – спросил его майор.
– Да ничего особенного! Постреливают из укрытий, но на рожон не лезут! Местность открытая, подъем крутой!.. А тут, я вижу, фейерверки начались?
– Надо сменить позиции. Черт, у меня словно бельмо на глазу из-за этого проклятого «Шмеля»!..
– Саня, сейчас самый удобный момент для прорыва! Они сами начали, и если мы свалимся с северной стороны, то нас там никто ждать не будет!
– И куда, по-твоему, вернется Акимов?
– А ты уверен, что он вернется?
– Нет, – машинально наклоняясь под свистящими пулями, ответил Саша.
– Тогда почему мы здесь должны сгореть?!
– Именно потому, что я не уверен, – произнес Стольников так спокойно, словно они сидели в баре. – Иначе уже давно дал бы приказ прыгать.
– Да он не придет!.. Даже если лейтенант не явился к этому Ибрагимову и не отрапортовал о проделанной работе, то его взяли и сейчас отрезают пальцы, допрашивая!
Стольников стиснул зубы и посмотрел на бойцов. Маслов лежал на спине и рвал зубами индивидуальный перевязочный пакет. Судя по взгляду и движениям бойца, рана была несерьезная, но все-таки он ее получил.
– Семеро против одного. Ты рискуешь всеми нами из-за жизни этого лейтенанта! – с раздражением проговорил Жулин.
Стольников схватил его за воротник и резко дернул на себя. Их лица почти встретились.
– А если бы ушел я? Ты бы рассуждал точно так же?
Жулин смотрел мимо него, дышал тяжело и прерывисто.
– А если бы ушел ты и я увел бы группу?! – услышал он.
Жулин оживился, вскинулся, нашел глазами лицо майора и проговорил:
– Я был бы рад, если бы ушел сам, а ты вытащил бы всю группу из этой западни! Но если бы к «грузинам» отправился ты, то я бы остался, ясно?! Вдобавок я не знаю этого Акимова!
– Тебя я тоже не знал, когда взял к себе, – напомнил Саша.
За их спинами шел ожесточенный бой.
– Пойдем валить этих уродов? – предложил прапорщик. – Если нас тут не зажарят живьем и ты окажешься прав, то я отдам тебе свою трофейную зажигалку.
– А если окажусь в дураках я, то мои часы будут твоими.
– Золотая «Зиппо» полевого командира Ахметова против «Командирских» майора Стольникова? – презрительно поджал губы Жулин. – Я согласен!
«Грузины», нарвавшись на встречный огонь, отошли. Саша уже понял, что Ибрагимов вояка опытный. Он сообразил, что если обман не удался, то лучше отойти и придумать что-то новое. Иначе его подразделение увязнет в перестрелке, в которой оно принимает участие в роли наступающей стороны. Статистика военных действий неумолима. При атаке погибает втрое больше людей, чем при обороне. А условия, в которых шел бой, намного увеличивали это преимущество Стольникова. «Грузины» не могли стрелять прицельно. Им приходилось ползти наверх и бить почти в небо. Разведчики лупили вниз с куда большим эффектом. Приказав отходить, Ибрагимов, сам того не ведая, позволил группе майора выжить.
Получив передышку, Стольников быстро проверил людей. Ранены были трое, но Ермолович заверил, что это царапины. Был бы у него спирт, на Маслове, Мамаеве и Ключникове все заросло бы как на собаках. Ну да ничего, сойдет и так.
Прервав Сашины раздумья, Жулин принес дурную весть. Боеприпасов осталось по два магазина на автомат и у Татарина тридцать патронов к «Винторезу». Следующая атака людей Ждана могла оказаться последней во всех смыслах.
– Если бы они давили еще с полчаса, то нам осталось бы бросать в них камни, – угрюмо произнес прапорщик.
Стольников ничего не ответил. Он думал о лейтенанте Акимове. Прежде тот не был на войне, не рисковал жизнью. Гена никогда не выходил в разведку, не оказывался среди противников. Лейтенант просто не мог понять, представить себе, что делает с захваченным языком разведчик, когда получает от него сведения.
Парень, неплохо владеющий ножом, даже не догадывается, сколько на теле человека нервных окончаний! Есть бесчисленное множество способов заставить каждое из них посылать в мозг команду прекратить упрямиться, когда тебе задают вопрос, на который ты в силах ответить!.. Акимов не знает, с какой болью и треском отдирается ото лба лоскут кожи шириной в ладонь, когда его сначала подрезают ножом, а после рвут рукой! Он ни разу не находился на той грани между сознанием и потерей оного от болевого шока, когда в сустав вставляется шило! Знает ли этот Гена, как выглядит отрезанное ухо или нос?.. Какого цвета и формы ноготь, вырванный из пальца?
Что с ним делают сейчас? Если Ибрагимов его расколол, то уже знает все. А вдруг Акимова и раскалывать не было нужды? Может, он только что с автоматом в руках штурмовал высоту?..
Стольников докуривал предпоследнюю сигарету в пачке, мрачно поглядывая на отдыхающих бойцов. Он подносил сигарету ко рту, чувствуя, как непослушно двигалась его рука. История возвращалась на круги своя. Жизнь снова и снова испытывала Стольникова на прочность. На одной чаше весов, опустившейся до самого пола, лежали судьбы близких ему людей, на другой, поднявшейся до критической точки, находилась его собственная. Одиннадцать лет назад он вошел в Другую Чечню, и она словно засосала его навечно.
Есть люди, участь которых не интересует абсолютно никого. Это самая распространенная категория. Ее представители присутствуют как на самой вершине пирамиды, выстраиваемой веками, так и у ее подножия. Как правило, люди это безвольные, живущие на нашей планете лишь ради сохранения баланса, для уравнивания положительного начала с отрицательными эмоциями. Такие персоны разжижают среду, в которой обитают, и тем спасают общество от катаклизмов и потрясений. Они похожи на водянистые водоросли, опутавшие винты океанского лайнера. Те крутятся, но судно не может развить крейсерскую скорость.
Но есть и другие. Они сжигают свою жизнь дотла, не успев толком сформироваться как личность, считаются ниспосланными свыше. С момента рождения каждый их шаг берется под контроль силами, пославшими их. Небеса испытывают своих питомцев на крепость духа, проверяют прочность их моральных устоев. Господь удовлетворяется лишь тогда, когда окончательно понимает, что Его легаты безукоризненно выполняют свой долг на грешной земле.
Кажется, эта теория немного отличалась от марксистско-ленинской философии, которую Саша изучал в военном училище. Однако сейчас он снова был поставлен перед страшным выбором. Майор в очередной раз убедился в том, что учение классиков коммунистической теории обустройства мира совершенно неприменимо к его собственной жизни.
Судьба опять поставила перед ним дилемму. Стольников мог выжить. Возможно, уцелеют и его люди. Но они должны участвовать в игре, правил которой не знают.
