Офицеры познакомились. Бутылка пригодилась. Потом пошла в ход и вторая. Не одну же взяли, а пять. Чтобы два раза не бегать.
А потом и началось. Куда бы ни перемещалась Витькина бригада, но в десяти километрах за ней, как на канате, обязательно тащилась Сашкина батарея. Сперва пушкари раздолбают «зеленку», потом туда по свежей пашне заходят бойцы внутренних войск. Хотя ничего странного. Тактика. Полгода они таскались один за другим и все это время с нарочными отправляли друг другу письма.
«Привет, братишка!
Знаешь, а ведь меня ждет в Москве девчонка Кристина. Через шесть месяцев, бог даст, приеду и поженимся».
«Ну ты даешь!.. И у меня Кристина, тоже в Москве. Хотя их там сам знаешь сколько. Я, скорее всего, тоже женюсь, Саня. Надо же когда-то!..»
«А твоя Кристина где живет?»
«В Малом Факельном».
«Вот же странное дело. И моя там же. А фамилия-то у твоей как?..»
«Белова».
Через неделю Сашка выцепил попутку и был у Витьки.
Он вынул из кармана фото и спросил:
– Она?
– Она…
Пили долго, свирепо и молча.
Ближе к полуночи разговор разошелся, спираль распрямилась. Один познакомился с девушкой в отпуске, в Москве, перед самым отъездом в Чечню, второй в Коломне, куда она приезжала к тетке.
– Я вот что думаю, – одурев от водки, сказал Сашка. – Должок у меня перед тобой, братишка. Однако не та тема, чтобы его возвращать. Давай напишем ей, пусть определится. Она тебе писала до февраля, а мне с этого же месяца начала. Бывает такое. Один черт знает, что на душе у них, у этих девчонок.
– У тебя с ней что-то было?
– Ни разу. Слово офицера. А у тебя?
– Очень на то же похоже. Одна переписка.
– Сейчас же напиши, прямо здесь. И я сяду. Чтобы письма вместе пришли.
Сели, написали.
– Отправишь?
Пили долго, молча. Так же тихо попрощались, ударив по рукам.
Через четыре дня Витька оказался в окружении. Он и девятнадцать его пацанов как пробкой заткнули ущелье под Алхазуровом. Люди Басаева малость поторопились. Им бы дать взводу выйти из ущелья, но кому-то показалось, что бить русских лучше там. Чеченцы ударили и получили кость в горло. Дальше – никак. Двадцать русских засели за камнями и держались так, что хоть волком вой.
Минуло восемь часов, Витька устал разговаривать с командирами по рации. В ущелье туман, «вертушкам» не пробраться. На бронетранспортерах подкреплению в такую погоду никак нельзя идти. Это верная погибель.
Их оставалось пятеро, когда люди Басаева опять наскочили. Через две минуты боевики отошли. Трое из них остались на ножах пацанов. В дыму все перемешалось. Трупы лежали один на другом, поди-ка посчитай. После той рукопашной остались Витька да Мишка, ротный пулеметчик.
– Ты вот что!.. – скрипя зубами и срывая с перевязочного пакета клеенку, сказал ему Витька. – Поскольку «вертушкам» не пройти, беги-ка ты в часть, солдат, и скажи, мать их, что, если они подмогу не пришлют, я за себя не ручаюсь. А пулемет-то ты мне оставь, он тебе ни к чему.
Какая разница, один или двое? Мишка у матери без отца вырос, того на заводе воротами придавило. А у матери помимо Мишки еще один есть – Митя, калека-даун. С ума же сойдет тетка.
Витька завалился за валун и стал постреливать. Одно плохо – левая рука совсем никуда. Кость не перебита, но крови столько ушло, что поспать бы в самый раз. Да и нож угодил, в подреберье режет. Майка такая, что хоть выжимай.
Через полчаса супостаты предложили Витьке десять тысяч долларов, лишь бы он, сука, ушел. Обещали не трогать. Но если он останется!.. Чеченцы показали ему живого сержанта Ватникова. Вот черт!.. Когда взяли?.. Ах, да, рукопашная…
– Товарищ лейтенант, они сказали, что голову мне отрежут, если вы не уйдете. А если уйдете, отпустят!
Ватников плакал, хотя и ни о чем не просил. Велели – передал.
Витька завалился на спину, кулак до крови закусил, завыл глухо, протяжно. Потом он целую минуту смотрел, как Ватникову отрезали голову. Его поставили так, чтобы русский офицер видел, как он заботится о своих людях, а тот, кто резал, хоронился за скальным выступом.
Витька закричал:
– Не могу я уйти, Ватников, не могу, дорогой! Умри мужиком!..
Ватников так и сделал, не выдавил ни слова о пощаде. Так, всхлипнул что-то.
Чеченцы потом швырнули его голову в сторону лейтенанта. Она глухо стукнулась, покатилась мячом, застыла в десяти метрах. Витька смотрел на нее и видел сухую былинку, застрявшую в русой брови.
Он дотянулся до рации.
Сашка знал, что Витька попал. Пушкарь не находил себе места. В голове каша дурацкая. То Кристина улыбающаяся видится, то кружки алюминиевые, те самые, из которых они с лейтенантом в последний раз пили. Кружки – Кристина, Кристина – кружки!.. Полгода – и свадьба. Если выберет…
– Коростылев!
Сашка обернулся на досадливый крик полковника, подбежал.
– Тебя, черт задери!..
Он накинул наушники на голову, а в них:
– Братишка, слышишь меня?..
«Витька!» – хотел он заорать, но срезал крик и прошептал:
– Слышу.
– Братишка, они рядом. Ста метров нет. Накрой меня вместе с ними, я сориентирую.
– Нет. Держись, наши идут!
– Ни хрена!.. А если и идут, то не найдут. Квадрат «Рысь», по «улитке» три.
– Нет!
Полковник, взял Сашку за плечо.
– Их там две сотни, лейтенант. – Потом последовал резкий приказ: – Принять координаты!..
– Нет.
– Что ты сказал?
– Я сказал «нет», – уперся Сашка. Прощай, карьера.
– Ты слышал приказ, лейтенант! Две сотни ублюдков сейчас войдут в Алхазурово! Принять координаты и к батарее! Немедленно!
В наушниках что-то прошелестело.
Сашка прижал их к голове и услышал:
– Саня, я плачу от боли. Больно мне, братишка. Как же мне показаться им в слезах? Прикинь, они через меня пойдут, а я тут лежу и реву. Не дай опозориться, перепаши тут все вместе со мной, Саня. Не позволяй им пройти по мне. Письма, если сможешь, верни оба. Прощай.
– Прощай.
Сашка стиснул зубы, качаясь, встал, вышел перед батареей и заорал приказ, полоша солдат.
Все привычно закрыли уши, когда ревел «Град». Людей слепило, звуком сбивало с ног. И когда последний, сто двадцатый снаряд ушел, стало тихо, как в раю.
Полковник положил руку на Сашкино плечо и сжал его, так больно сжал, словно свое что-то давил. Сашка кивнул ему. Перед его глазами стоял Витька, командир взвода внутренних войск.
