Воин смотрел на отца Настоятеля. Тот не блефовал, за время поединка он уже вполне показал, на что способен. Если он и впрямь был напарником Старого Бирюка, то ожидать от него можно еще очень многого. Наверное, впервые с момента последней встречи с учителем в душу Лешаги закралась предательская мысль, что он может не победить. Но хуже было другое: если удача окажется на его стороне, и Сохатый погибнет, высокое знание канет в неизвестность, так же как все то, что он может узнать об учителе.
– Хорошо, – коротко ответил Леха. – Если и ты будешь говорить.
Он крутанулся и послал свой нож вслед первому.
* * *
Сохатый чувствовал, как слабеет, вдруг, совершенно внезапно. Точно открылась старая рана в груди, и жизнь, словно кровь, хлещет из прорехи. Он сам не понимал, что происходит. Уж конечно, царапина, полученная в недавней схватке, не могла причинить такую внутреннюю боль. Впервые за последние лет десять он вспомнил Седого Ворона, повесившего на его грудь такой же, как был и у Бирюка, медальон, казавшийся ему тогда совершенно ненужной безделушкой.
– Этот монастырь, – указывая на здание со странными, непривычно причудливыми крышами, сказал учитель, – средоточие высшей мудрости и абсолютного воинского знания.
Седой Ворон знал, что говорил. Он хорошо помнил время до Того Дня. Каждый в селении был его вечным должником, а такое не забывается. Все до единой семьи, выжившие в часы потопа, были выведены в безопасное место именно Седым Вороном. Как он говорил: «Мудрый всегда знает, что лучший способ преодоления опасности – не ходить ее путями». Вот только научить этому его с Бирюком так и не удалось. Когда он задал учителю вопрос: «Как же обрести это совершенное знание?» – Седой Ворон лишь отвел их в свою кузню и, велев раздувать мехи, занялся будущим ножом. Заготовка то раскалялась докрасна, то охлаждалась. Учитель разрубал полосу металла на части, складывал, бил молотом, вновь разогревал и вновь повторял уже поднадоевший ученикам за часы работы процесс. В конце концов он сунул в масло готовые клинки и заставил его с Бирюком полосовать ножами холодный ночной воздух, пока сталь не остынет. Протянув ученикам готовые булатные ножевые полосы, он лишь буркнул:
– Это начало пути.
И, развернувшись, ушел.
Сохатый помнил, как тщательнейшим образом оттачивал лезвие ножа, любовно правя режущую кромку. Как насаживал рукоять из лосиного рога, втайне надеясь, что вот сейчас ему откроется истина. Оружие получилось великолепным. С остальным же…
Они долго странствовали вместе с побратимом, воюя, защищая, и все эти годы упорно и безуспешно ища заветный Шаолинь. Славу меж караванщиков сыскали немалую. Через некоторое время к ним начали обращаться люди из бунков, обещая награду за поимку или уничтожение раздольников. Эта работа шла еще веселее. Сохатый хорошо помнил, когда впервые пришел в этот бунк. За спиной у него и у Бирюка красовались вместительные кожаные мешки с отрубленными головами почти всей банды, терроризировавшей округу. Получив награду, они уже готовы были уйти, когда сам бессменный Майор пригласил их в личные покои и предложил остаться его телохранителями. В бунке тогда было неспокойно. Майор опасался тайного заговора среди подручных и, как выяснилось, не зря. Да, он хорошо помнил тот день…
– Где он сейчас? – усаживаясь на помост в конце зала, спросил отец Настоятель. – Где ты в последний раз видел Бирюка?
– Если ты и вправду побратим Бирюка, должен понимать – хотел бы он дать знать, дал бы, – все еще подозрительно глядя на собеседника, произнес Лешага.
– Я не желаю ему зла.
Леха лишь пожал плечами в ответ.
Сохатый молчал. Он бы сейчас все отдал, лишь бы побратим оказался здесь. Нелюдимый ученик Бирюка Настоятелю, пожалуй, даже нравился. Но Сохатый никак не мог найти верных слов для этого упрямца, правильно поставить вопросы. Известие о том, что напарник попросту вычеркнул их дружбу из жизни, обескураживало. Конечно, они расстались не лучшим образом, но все же… Разве можно выкорчевать из сердца то, что составляло основу жизни долгие годы? Оказывается, можно. Вот только что за жизнь после этого?
– Как он там? – с трудом выдавил хозяин бунка.
Лешага поглядел на Красного. Из-под маски видны были лишь его глаза и губы, но бывший страж готов был поклясться, что противник как-то в минуту состарился. Ему вдруг стало жалко этого человека, захотелось быть столь же красноречивым, как Марат. Тот бы точно отыскал нужные слова.
– Он… – ученик Старого Бирюка задумался, – несокрушим.
Сохатый медленно кивнул:
– Да, конечно, – и стукнул кулаком по дереву помоста. – Я не хотел, чтобы побратим уходил. Правда, не хотел. Это давний спор. Время показало – нет у нас единственно правильного ответа.
– Я не знаю о вашем споре, – мучительно пытаясь вести беседу, признался Леха. Он всегда сторонился чужих склок, но эта, похоже, непосредственно касалась его учителя.
– Долгая история, – разглядывая потолок, чуть слышно выдохнул Сохатый. Ему совершенно не хотелось вспоминать о тех днях, и при этом он понимал, что, возможно, ему больше никогда не выпадет случай выговориться, хоть как-то уменьшить боль, сидевшую в нем долгие годы.
– Ты знаешь, что главное в нас? – спросил он. – Что отличает человека от зверя?
– Что же?
– Идея! Большая идея! Вся история человечества до Того Дня и после него – история борьбы и сосуществования идей. Воодушевленные ими люди создавали величайшие творения, настоящие шедевры человеческого гения. Воспламененные ими народы сокрушали великие царства и строили новые. Большая идея – вот что главное!
Это, может быть, звучит слишком просто, но пока в твоей голове не уляжется эта истина, все остальное – прах и тлен. Все это ничего не стоит. Может быть, ты сумеешь это понять. – Отец Настоятель смерил взглядом молчащего воина. Как бы то ни было, ученик побратима приходился ему чуть ли не родичем. И за многие годы первым человеком, которого можно было признать равным. Хотя, что греха таить, и по сей день воспоминания о последней встрече с Бирюком не отзывались в душе Сохатого радостью, но ученик побратима был верной породы.
– Да, конечно, – продолжил он, – спасение, выживание – все это тоже есть. Но последняя крыса спасается лучше, чем подавляющее большинство людей. И главное, попытки найти еду, развести огонь, обезопасить себя, укрыться от непогоды – то, что обеспечивает выживание, – это тоже идея. Да, конечно, можно говорить об основных инстинктах, хотя эти слова тебе ничего не скажут, но там, где появляется выбор, требующий осознанного решения, инстинкты тоже превращаются в идею. Вот только настоящему человеку одного выживания мало. Когда есть кров, еда, тепло, сразу нужно еще что-то… У нас с Бирюком это что-то было. А здесь…
Внезапно дверь распахнулась от сильного удара ногой, ткнулась в стену и захлопнулась вновь. Следующий толчок был слабее, но зато из соседней комнаты раздался крик, срывающийся на визг:
– Всем лежать, я сказал! Руки за голову! Малейший чих, стреляю без предупреждения! Лилия, прикрой мне спину, не оставляй меня с неприкрытой спиной!
