Лилия фыркнула.
– Я говорю правду, вы отдаете нас волкоглавым.
– Женщины рожают здесь детей. Потом уходят за Рубеж. Уехать за Рубеж всегда было пределом мечтаний женщин в этих краях, – не глядя на Лилию, подтвердил отец Настоятель.
– К прорвам! – с нажимом повторила дочь старосты.
– К тому, кому подвластен Неодолимый ужас. Зверолюды лишь псы его. Согласно договору, женщин, если они не попытаются бежать, не станут убивать или калечить, а также подвергать каким-либо пыткам.
– А вы будете отлавливать все новых, чтобы угодить Хозяину прорв.
Марат удивленно поглядел на Лилию, затем на хмуро молчащего Лешагу.
– Наши предки зачастую облагали города подобной данью, но даже в те дикие времена они требовали лишь одну красавицу с города в год. А вы… – он явно вспомнил длинный зал, полный вопящих женщин.
– У мужчин и у женщин разная форма служения! – огрызнулся Сохатый. – И служение женщин не менее важно.
– Я не давала согласия ни на какое служение!
– Ты не была вразумлена.
Лешага крепко сжал плечо Сохатого.
– Мне надо идти. Я вернусь, и мы продолжим бой.
– Да пойми ты! Я не могу тебя отпустить просто так. Это нарушение Закона, монастырского устава.
– Быть может, сказать, что Лешага отправился в паломничество к Барьеру Ужаса, – предложил Марат. – Он этот… пилигрим, отмаливающий грехи!
– Что?! – глаза Лехи удивленно расширились.
– Я когда-то читал, эти пилигримы ходили в святые места! Если служение женщин – уходить за Рубеж, то добровольно отправиться к Барьеру…
– Хитрый зверек! – Сохатый улыбнулся одним лишь уголком губ. – То, что он предлагает, не лишено смысла.
– Он не зверек, – вновь отчеканил Лешага. – Я пойду. Где тоннель?
– Постой! – не скрывая удивления и разочарования, напомнил чешуйчатый. – А как же мы? Я, Лилия…
Воин почувствовал, что у него сдавило прежде бесперебойно работавшее сердце. Это новое, совершенно неведомое ранее чувство ошеломило его. Спешить, догонять караван, чтобы отбить побратима, казалось ему столь нормальным и естественным, что вопрос потомка драконов застал его врасплох. Сегодня Марат в самом деле доказал, что может быть, как он говорил… союзником. Но брать его сейчас на последний рывок…
– Нет, – с натугой выдавил он. – Ты плохо ходишь и мало что умеешь.
– Но я тебя освободил, и я же нашел Бурого!
– Я хочу, чтобы ты жил дальше, – пытаясь хоть как-то объяснить свою мысль, выдохнул несчастный Леха.
– Это нечестно! – возмутился Марат. – Как же так! Мы с тобой вместе и с прорвами дрались, и с живоглотом, и… – он помедлил, – тут…
– Слишком опасно, – резко перебил ученик Старого Бирюка.
– А оставаться здесь менее опасно?! – вскинулась Лилия. – Я же твоя женщина, не забыл об этом?! Ты сам заявил.
Лехе казалось, будто он стоит, привязанный, между двумя яростными скакунами, и погонщики настегивают их бичами.
– Я должен идти… – усилием воли выталкивая слова из горла, ответил воин. – Если бы там был любой из вас, а Бурый здесь, мы бы пошли вместе с ним. – Он чувствовал, что у него в груди при каждом выдохе сам собой лепится комок из невысказанных слов, мешающий говорить и ясно соображать. От этого дыхание воина стало частым и тяжелым. – Я должен…
– Вы останетесь здесь, – вставил Сохатый. – Моими гостями, пока он не вернется. Я даю слово, что вам ничего не будет угрожать. Твой учитель, Лешага, был мне как брат, даже больше, чем брат. И то, что он упрямый тупица, ничего не меняет.
Верхняя губа Лехи приподнялась, обнажая клыки. На большинство людей эта гримаса оказывала чуть ли не парализующее действие. Но Сохатый лишь трижды хлопнул в ладоши.
– Ну, да, он тоже так делал. Расклад такой. Если ты все же не вернешься, я отправлю их по домам.
Это будет мое приношение на твою безвестную могилу. Но когда возвратишься, мы продолжим бой. Потому что закон есть закон. А теперь идем.
* * *
Они шли довольно медленно. В обход поросших лесом холмов с их обрывистыми склонами, провалами и глухими буреломами. В обход болот, притаившихся в глубоких оврагах. В обход гиблых пустошей и кишащих змеями осыпей. Прорвы не торопились. Им куда важнее было в целости довести бесценный живой груз.
Леха видел это, наблюдая за караваном верхним зрением. Он ясно различал побратима, накрепко привязанного к телеге кожаными ремнями. Лешага знал: будь сейчас Бурый в сознании, такая предосторожность показалась бы ему просто смехотворной. Сложить кузов телеги, подобно книге, было бы для него делом единого мига. Но побратим не двигался, лежал, бессмысленно глядел в небо, лишь изредка моргая. Воин старательно высматривал того неизвестного, которого видел со спины, перед тем, как непроницаемый туман заволок округу. Тогда незнакомец явно почувствовал наблюдение и тут же принял меры, будто задернул плотную серую занавеску. Нынче в караване его не было, только волкоголовые и их пленницы, бредущие в неизвестность растянувшейся понурой толпой.
Лешага двигался вперед быстро и легко, не стесняемый больше ни грузом, ни живым балластом. При воспоминании о Марате у Лехи невольно заныло в груди. Этот юнец оказался, сверх ожидания, хорош, и считать его балластом попросту нечестно. Но брать с собой…
…Собачья голова, черная, покрытая недлинной, но густой шерстью, высунулась из-за куста, оценивая взглядом мчащегося, не разбирая пути, человека. Пес выглянул и отпрянул, продолжая сквозь листву наблюдать, не спуская изучающего взгляда с будущей добычи, на свою беду забредшей в охотничьи угодья Стаи. В желудке радостно заурчало. Добыча ожидалась крупная, мясистая, хватит на всех. Он представил всю Стаю, каждого из своих клыкастых братьев и сестер, представил и будто бы созвал на предстоящую охоту. Пес знал, что его зов услышан, и вскоре собратья окружат будущую жертву, заняв раз и навсегда отведенные места. Что и говорить, этот человек был не чета многим другим, он двигался быстро, но все же не быстрее его самого. И сила в нем чувствовалась, немалая сила. Но уж, конечно, не больше, чем у того дикого быка, которого Стая завалила неделю назад. Пес чуть приотстал. Ему незачем было следить за жертвой, запах вел не хуже протоптанной тропы. Вот сейчас он выскочит на поляну и попадет в ловушку.
Стая, он знал это точно, уже ждет его там. Вожак чуть прибавил шагу, еще немного, еще совсем чуть-чуть, и он закроет последнюю лазейку в круге смерти…
«Вперед, вперед!» – погонял себя воин, словно и без того не мчал, что есть сил. Лесок сменялся пригорком, пригорок новым лесом. Он бежал, перескакивая через поваленные деревья, раздвигая кусты, перебираясь через ручьи и овраги. Не сбавляя хода, Леха выскочил на прогалину. Должно быть, не так давно молния выжгла здесь кусок леса. Черные обугленные пеньки виднелись среди побегов молодой зелени. Он выскочил и замер. Несколько десятков глаз смотрели на него в упор, будто сверлили, вдавливая в голову тупые гвозди.