Наконец мельтешение туриста приняло четко направленный характер. Мы со Скопой переглянулись. Симба гнал его в один из тупиков, с обоих сторон ограниченный высокими строениями. Там Коля не сможет уйти поверху.
Мы успели. Выблевав по дороге половину легких и чувствуя, как кровь колотится в висках японскими барабанами. Ой, надо бросать курить, надо!!!
Резусов осталось мало. Всего восемь. Сейчас они закидывали окна мусором, не оставляя попыток пробраться внутрь. Самое плохое в этих тварях – умение «отводить» глаза. Потому и опасны, что могут подойти почти вплотную. Только электронику они убивать не умеют. А запасные батарейки к ней у каждого опытного рейдера всегда с собой.
Скопа не оставила им шансов. Да и я немного помог. Две другие твари попытались удрать, но Большой не смог заставить себя подарить им такую возможность, снял их дальними очередями, которые они никак не могли сбить, повернувшись к нему красными воспаленными задами. Правда, как оказалось, у него тоже было не без потерь. Одного из туристов, кажется Виталика, зацепила клыками какая-то особо наглая обезьяна. Зацепила за бедро, чуть не повредив артерию, и он сейчас тихо стонал в углу.
– Дерьмецо… – Скопа выматерилась. – Эй, длинный!
– Да. – Один из двух охотничков вскочил.
– Пошли. Колю вашего приведем. Давай быстрее, темнеет.
Я посмотрел им вслед. Еще одна ночь, судя по всему, нам обеспечена. А я-то хотел провести ее у Кефира, там относительно безопасно. Не получится. Парня этого не успеем дотащить. Закурив, вышел на улицу, пытаясь сообразить, где можно укрыться. А практически и негде… и вход в Лабиринт здесь я не знаю. Дела…
– Отстой, а не ситуация. Да? – Большой, сидя на крылечке, бухтел под нос. Вид у него был недовольный.
– Да не то слово. – Хотелось спать, если честно, и не думать ни о чем. – Придется вон в те дома лезть, как мне кажется.
– Здесь же место не из самых лучших? – Турист возник на крыльце.
– Да не то слово. Мертвяков много, да и так хватает не пойми чего. – Большой сплюнул, отстегнув наконец маску. Он у нас еще тот перестраховщик. – Не хочу никого пугать, но шанс увидеть баньши неоднократно возрос.
– Ой, да брось… – Я верю в фольклор. Сталкивался с Крюком, видел Хозяина, будь он неладен, зверолюд несчастный. Но баньши?!
– Эт ты там, дома, бросаться будешь, Пикассо. Чем хочешь, хоть телевизорами из окна. А здесь… ну его на хрен, бросать-то.
– Ладно. Смотри тут. Я пойду Скопу встречу. А то больно уж быстро темнеет. А с ней эти двое олухов.
– Давай. Если что – три зеленых, ты ж в курсе.
– Чего зеленых? – Турист непонимающе покрутил головой.
– Свистка, балбес. – Большой ухмыльнулся.
Глава седьмая
Радостный-55, полгода спустя
Егерь сидел на крыльце дома. Курил, смотрел в небо. Пытался думать о чем-нибудь отвлеченном. Не получалось.
Небо было как небо. В смысле – как небо Района. Серое и низкое, в тучах, с проплешиной белого с голубым на горизонте. Солнце явно не торопилось выглядывать. В пределе видимости ползла черная точка, рокотавшая двигателями. Как обычно – «крокодил», патрулирующий свой участок границы вдоль Черты. Вероятнее всего, параллельно ему, только в другую сторону, сейчас катятся два патрульных бэтээра. Это тоже стало привычной частью местного пейзажа после введения карантина и установки заграждений. Если не видно вертолета в течение часа, то, как пить дать, что-то стряслось. Либо кто-то, не выдержавший творившегося в Районе безумия, решил пойти на прорыв. Либо, что вероятнее всего, в Район лезет несанкционированная группа рейдеров. Ну или, совсем уж в край, какие-то ухари решили напасть на военных, дабы поживиться тем, что у них есть. Правда, в последнем случае слышалась бы стрельба. Хотя и она стала за последние несколько месяцев привычной.
За забором громко топало, с чавканьем меся грязь, стадо коров. Шедший сбоку поводырь, Меченый, помахал Егерю рукой. Тот махнул в ответ. Стадо принадлежало с месяц как обосновавшейся в Раздолье странноватой группировке отчаянных ребят, пришедших с Той стороны. Сами себя эти молодцы именовали то анархистами, то махновцами. Странноватые были ребятки. И не в плане постоянного гогота, стоявшего в их компании. В этом как раз таки не было ничего странного. Как еще себя может вести целый взвод юных отморозков, пребывавших в состоянии постоянного наркотического опьянения? Учитывая, что дурман-трава, которая перла из земли как на дрожжах, торчала здесь повсюду. Даже Измененных шестиногих коров, согнанных отовсюду, кормили ею же. Что получалось на выходе, об этом лучше было не думать. Ходоки с этим «молоком», разлитым по герметичным алюминиевым термосам, регулярно уходили на Большую землю. Егерь не понимал, за каким чертом эти ухари приперлись в Район. Неужели нельзя курить обычный гашиш дома, где нет ловушек и Измененных? Так нет, надо было прийти именно сюда.
Да, много чего произошло за эти полгода, ой как много. Хотя самое важное, как оказалось, произошло еще при Волне. А вот последствия наступили только сейчас. Да еще и какие последствия… Егерь глухо зарычал, постарался отогнать мрачные мысли подальше. Хотя от них ведь не сбежишь. Извлек из пачки следующую сигарету, закурил. Плевать на здоровье и предупреждение давно канувшего в небытие Минздрава СССР. Тем более что его, здоровья, сейчас столько, что нарушить целостность организма – задача тяжелая. Регенерация была бешеная. Когда Егерь в первый раз попал в серьезную заварушку, отбиваясь от безумцев с выжженными крестами на лысых головах, подранили его прилично. Сумев спрятаться в подвалах бывшего интерната, он приготовился умирать. Продырявили его в нескольких местах сразу, крови натекло страшно вспомнить сколько. Когда, вколов прямо через штанину несколько разовых шприцев-инъекторов, он провалился в темное беспамятство, то был уверен, больше не проснется. Успел подумать про Наташу, которая ждет его дома, беззащитная и с большим яйцом живота. По всем приметам выходило, что наконец-то у них будет сын. И на тебе, так напоролся. А потом, после этой последней мысли, была только темнота.
В себя Егор Серебряков, майор в отставке, пришел ночью. Полежал в темноте, прислушиваясь к ощущениям. Не поверил тому, что понял, провел руками по местам пулевых попаданий. Кровь, давно засохшая коркой, была. Дырки от пуль тоже были на месте. А вот входных и выходных отверстий от трех первых попаданий не было. Последние две пули остались в нем. И боли не было. Когда он сел, все еще осторожно и не веря самому себе, то по бокам что-то звякнуло. Пошарив, Егерь обнаружил и собрал в ладонь два сплющенных металлических комочка. Вот и все, помимо порванной одежды и корки крови, что напоминало о недавней схватке, когда в него засадили эти самые пули. Впрочем, долго об этом он тогда не размышлял. Где-то неподалеку послышался шорох, заставивший собраться и нашарить в кармане разгрузочного жилета магазин с патронами взамен пустого, торчавшего в автомате. «Ночник» ему не был нужен. Это свойство своего обновленного и Измененного организма он уже раскусил. Тихо, стараясь не задеть какой-то садовый инвентарь, валявшийся вокруг, Егерь встал. Про интернат ему рассказали армейские разведчики, как-то навещавшие его. Там содержались те дети и подростки, чья психика еще до Изменения была, мягко говоря, отличной от нормальной.
