– Я всегда хочу. Расту я, не понимаешь, что ли? К тому же у меня, да будет тебе известно, гипогликемия, – гордо сообщила Хиппоза, выворачивая голову назад.
– "Гипо" что?
– Ты что, Ремарка не читал, деревня? – ненавязчиво поинтересовалась Хиппоза. – "Тени в раю"?
– Читал, – соврал я.
– Ну, так вот. Наташу, главную героиню, помнишь? Так у меня то же самое, что у нее. Если я вовремя не поем, то становлюсь жутко агрессивной. За небольшой кусок салями могу запросто убить. Въезжаешь, Ловкач?
К своему ужасу, я действительно услышал в голосе Хиппозы каннибальские нотки. Для полного счастья мне только не хватало, чтобы она впала в буйство.
– Ну, хорошо, хорошо, – примирительным тоном сказал я. – Я тебя накормлю.
– Только ты учти, у меня с бабками напряг, – насторожилась Хиппоза, уставившись на меня.
– Ну, ты меня не успеешь объесть, надеюсь.
– Не знаю, не знаю, – плотоядно пропела Хиппоза и снова высунулась в окно. Наверное, боялась пропустить шашлычную.
* * *
Из сверкающих хромом динамиков японского стереокассетника вырывалась и смешивалась с ароматным шашлычным дымом грузинская застольная. Магнитофон стоял на крыше потрепанной "тойоты" – фургона с надписью "ООО Риони" на помятом боку. Рядом с фургончиком на утоптанном пятачке стоял под полотняным тентом длинный мангал. У мангала шустрили двое черноусых молодых людей в грязноватых белых куртках.
Славно, видать, шли дела у общества с ограниченной ответственностью: возле пятачка скопились легковушки и стояла длинная фура с номерами земли Северный Рейн-Вестфалия. Около мангала нетерпеливо переминалась короткая очередь. У очереди раздувались ноздри. Очередь жаждала шашлыков от "Риони". Счастливчики уже сидели на раскладных стульчиках за раскладными же столиками, уминали шашлыки с помидорами и свежей зеленью. Черноусые красавицы ловко вертели шампуры, мешали угли и отпускали комплименты всем женщинам без исключения.
За полем, леском и рекой светилась белая колоколенка. И трава была как весенняя – зеленая и умытая.
Мы не стали ждать, пока освободится какой-нибудь столик. Сели на склоне пригорка и там стали уплетать с картонных тарелочек куски сочного мяса. Я прихватил с собой верный термос, и мы с Хиппозой запивали шашлыки кофе, по очереди передавая друг другу импровизированный стакан. От кока-колы, которой торговали красавцы, она отказалась, с презрением в голосе заметив, что "это мерзкое пойло употребляют лишь тупые негры и немытые тинейджеры". Конец цитаты. С каждым куском мяса настроение у Хиппозы зримо поднималось. И у меня настроение теперь было отличное. Не знаю, что именно так повлияло: может быть то, что я благополучно приближался к цели своего путешествия, а может возвращение в теплое южное лето из промозглой московской осени. Не знаю. Но весело было и вкусно.
Я быстро управился с шашлыком. Хиппоза пока осилила чуть больше половины. И не мудрено – она ведь заказала двойную порцию.
– Родители хоть знают, где ты? – спросил я Хиппозу.
– А як же. У меня с предками все о'кей. Они у меня либералы, пантеисты и сторонники прав подрастающего поколения. Ноблесс оближ – доктора психологии.
– А что ж твои либералы тебя без денег отпустили?
Хиппоза развела перепачканные соусом руки:
– А сперли денежки. В первопрестольной, на Ленинградском вокзале. Только я приехала – и сразу сперли, – она пригорюнилась. – Обидели хваты-москвичи бедную питерскую студентку.
– Учишься?
– Угу, – промычала Хиппоза с набитым ртом. – В универе. А ты где бабки на такие машины зарабатываешь?
Я помедлил с ответом, делая вид, что чрезвычайно занят процессом наливания кофе в крышку. Вопрос был для меня слегка неожиданнен.
– В ящике, – наконец ответил я.
– Ух ты! В секретном-секретном?
– Не то слово.
– А что, несмотря на экономический кризис даже сейчас в ящиках круто платят? – не отставала она от меня.
– Ну, смотря в каких. В моем да.
Я ступил на весьма опасную дорожку, и надо было поскорее с нее сходить. Но Хиппоза не прекращала допрос:
– И тебе хватило, чтобы такую тачку отхватить?
Я кивнул.
– А сколько отдал?
– Ну… Не очень много.
– Ладно, ладно, не кипятись. Не хочешь говорить – не говори. Дело твое, – сказала она. – А ящик твой что, прямо в городе-герое Туапсе находится?
– Да, а что? – насторожился я еще больше.
– Значит, ты не москвич?
– Ну, конечно же, нет.
Хиппоза задумалась только на миг. И тут же внимательно посмотрела на меня:
– Весьма странно. А разговариваешь совершенно без этого жуткого хохлятско-черноморского говора. На нормальном русском языке, не на суржике.
Я чуть было не поперхнулся кофе. Девушка оказалась чересчур наблюдательной для своего нежного возраста.
– Я в Москве родился. И жил там до восемнадцати лет, – наконец кое-как вывернулся я, отдышавшись.
Она кивнула и снова занялась шашлыком. Видно, мой ответ ее полностью удовлетворил. Но напрасно я надеялся. Она и не собиралась угомониться.
– Слушай, Ловкач, а ты, небось, у самого моря живешь?
– У моря.
– Флэт крутой? Ну, квартира?
– Да так, – замялся я. – Не жалуюсь.
– Ну, тогда я у тебя переночую. Не возражаешь?
Я промолчал. Хиппоза села на траве ровнее и с ухмылкой посмотрела на меня.
– Да не переживай, ты, Ловкач. Ты совсем-совсем не в моем вкусе, – сказала она.
– Вот спасибо, успокоила, – я даже слегка обиделся.
– Может ты боишься, Ловкач, что тебе жена вломит? – сощурилась Хиппоза. – А ты ей прогони телегу, что я типа твоя московская троюродная племянница. По двоюродной сестре, с которой ты десять лет не виделся. Что, мол, я тебе отчаянно помогала тачку купить.
– Да нет у меня жены, – сказал я правду.
– Ой, ладно, не гони, – пренебрежительно отмахнулась Хиппоза. – Так вломит, Ловкач, или нет?
– А ты как думаешь? – усмехнулся я в свою очередь.
– Я бы тебе вломила по первое число! – серьезно заявила Хиппоза и тут же заулыбалась:
– Да не грусти ты, Игорь Александрович! Не буду я тебя и твое несчастное семейство стеснять. Это я так, прикалываюсь. Мне ведь только в море искупаться – и назад.
