– Я сказал миссис Дани, что с ее стороны непростительной дерзостью полагаю посягательство на ваше неоспоримое право сидеть здесь и с философским спокойствием наблюдать, как в медленно сгущающихся сумерках ваших умственных способностей и инстинкта самосохранения тает ваш банковский счет.
– Арчи!
Он стукнул кулаком по столу.
Пора было отступать, но от этой неприятной задачи меня избавил Фриц Бреннер, который как раз просунул голову в приоткрытую дверь. Фриц сиял, и, похоже, я знал почему. Посетители, о которых он собирался доложить, наверняка произвели на него огромное впечатление. Он тоже научился различать «перспективных» клиентов.
Единственные секреты старого дома Ниро Вульфа на Тридцать пятой улице поблизости от Гудзона были профессиональными. Что касается материального положения самого хозяина, оно было точно известно не только мне – его секретарю, телохранителю и главному помощнику, но также Фрицу Бреннеру – повару и дворецкому и Теодору Хорстману – опекуну-стражу знаменитой бесценной коллекции орхидей, для которых на крыше соорудили гигантскую теплицу.
Конечно же, Фриц потому улыбался теперь от уха до уха, что приехавшая к нам троица сразу же показалась ему предвестницей солидного гонорара, который должен был исправить наше пошатнувшееся положение. Вульф без всякого энтузиазма велел пригласить посетителей в кабинет.
Я быстро сдернул ноги с письменного стола.
Хотя потрясающие сестры Хауторн не очень-то походили друг на друга, но все же, разглядывая их исподтишка, пока рассаживал по креслам, я пришел к выводу, что они действительно были дочками одной удивительной мамаши.
Эйприл я видел раньше на сцене. Теперь же, присматриваясь к ней в обычной обстановке, я подумал, что при желании она могла бы взять штурмом и кабинет Ниро Вульфа. Она производила впечатление женщины вспыльчивой, капризной и ошеломляющей. А когда она благодарила меня за придвинутый стул, я решил, что, как только накоплю денег для покупки новых ботинок, обязательно женюсь на ней.
Гигант мысли и директор колледжа Мэй поразила меня. Была она очень миленькой. Только потом, увидев, как она умеет решительно сжимать губы и при необходимости резко обрывать собеседника, я пересмотрел свое решение, но первое мое мнение было таково: симпатичное, безвредное и не совсем престарелое создание.
Джун, иначе миссис Данн, казалась миниатюрнее младшей сестры, весьма худощавой, чтобы не сказать тощей, была седой и какой-то неспокойной. Глаза ее выдавали человека, который никогда не был удовлетворен. И не будет.
Вот что у них было одинаковым, так это лбы – широкие, с сильно обозначенными впадинами висков и глубокими глазницами.
Джун взяла на себя церемонию знакомства. Сначала представилась сама, потом назвала сестер и двоих мужчин, которые пришли вместе с ними: мистер Стоффер и мистер Прескотт. Стоффер выглядел лет на сорок – сорок пять. Он бы вполне сошел за интересного мужчину, если бы не следил так за своим лицом. Очевидно, он придерживался какого-то определенного жизненного принципа.
Второму, Прескотту, было, вероятно, около пятидесяти. Среднего роста, с округлым брюшком, которое наводило на подозрение, что если он наклонится завязать шнурки, то выпрямиться уже не сможет. Правда, с грандиозной глобальностью Ниро Вульфа его полнота не шла ни в какое сравнение. Я узнал этого человека, как-то в газете мне встретился его портрет. Гленна Прескотта из фирмы «Данвуди, Прескотт и Дэйвис» выбрали тогда в какую-то комиссию при коллегии адвокатов. На нем были рубашка и галстук от Метцгера и костюм за полторы сотни долларов с цветком в петлице.
Этот цветок стал причиной небольшого инцидента в самом начале беседы. До сих пор не понимаю, какую цель преследовал Вульф: напомнить ли собравшимся о своей эксцентричности, давно ставшей притчей во языцех, действительно удовлетворить свое любопытство или выиграть время, дабы оценить компанию? Так или иначе, едва они успели рассесться, как Ниро Вульф уставился на Прескотта и вежливо поинтересовался:
– Это центория?
– Прошу прощения? – У Прескотта был преглупый вид. – А, вы имеете в виду мой цветок в петлице? Право, не знаю. Я просто остановился у цветочного магазина и выбрал первое, что попалось на глаза.
– Так вы его носите, даже не зная названия?
– Конечно, а почему нет?
Вульф пожал плечами.
– Впервые вижу центорию такой окраски.
– Это вовсе не центория цианус, – нетерпеливо вмешалась миссис Данн, – у той лепестки помельче и погуще.
– Я говорил не о центории цианус, мадам, – поучительным тоном пояснил Вульф, – а о центории лейкофилле.
– Да? Такой я вообще не встречала. Во всяком случае, это не какая-нибудь центория лей, а настоящая дивертис супербус – выращенная особым способом гвоздика.
Эйприл разобрал смех. Мэй улыбнулась ей, как Эйнштейн улыбнулся бы котенку. Но Джун повела глазами, сдвинула тонкие брови, и Эйприл, немедленно угомонившись, сказала своим знаменитым «серебряным» голосом:
– Ты победила, Джун. Конечно же, это махровая гвоздика. Я совсем не возражаю против того, что ты всегда права, просто не отказываю себе в удовольствии посмеяться над тем, что кажется мне забавным. Но разве меня приволокли сюда на дискуссию по ботаническим проблемам?
– Силком тебя никто не тащил, – возразила старшая сестра, не любившая вульгарные словечки, – во всяком случае, я этого не делала.
Мэй умоляюще сложила руки.
– Бога ради, простите, мистер Вульф. Нервы у нас страшно напряжены. Понимаете, нам необходимо посоветоваться по крайне серьезному вопросу. – Тут она взглянула на меня, улыбнувшись так тепло, что я невольно улыбнулся в ответ, и добавила уже для Вульфа: – И по весьма конфиденциальному.
– Об этом можете не беспокоиться, – заверил ее Вульф. – Мистер Гудвин – моя верная тень. Без него я как без рук. А что касается ботанической дискуссии, то в ней я один повинен. Ведь это мне пришло в голову спросить о цветке. Но давайте же перейдем к вашему серьезному делу.
Раздался недовольный голос Прескотта:
– Мне объяснить?
Махнув рукой, чтобы погасить спичку, которой зажгла очередную сигарету, Эйприл протестующе затрясла головой.
– Вряд ли кто-то, кроме нас троих, сумеет все это вразумительно растолковать.
– По-моему, – вмешалась Мэй, – было бы лучше Джун…
И миссис Данн решительно заявила:
– Вопрос стоит о завещании моего брата.
Вульф посмотрел на нее хмуро. Он ненавидел сражения по поводу завещаний. Однажды вообще наотрез отказал весьма выгодному клиенту, заявив, что не желает воевать с мертвецом. Правда, сейчас он спросил не слишком грубо:
– Разве у вас какие-то осложнения?
– Да. – Голос Джун звучал язвительно. – Но сначала я бы хотела заметить, что вы детектив. И несмотря на то, что детектив нам не нужен, я настояла обратиться именно к вам. О, нет, ваша репутация здесь ни при чем, просто когда-то вы помогли моей приятельнице миссис Левеллии Фрост. Тогда она была еще Мак-Нэйр. О вас и муж мой высоко отзывается. Как я поняла, вы в свое время сделали нечто важное для государственного департамента.
