На дороге было тихо и очень жарко, на небо больно смотреть. Мириам, щурясь, несколько секунд вглядывалась в облако, пока не уловила движение.
Знакомая фигурка и блеск лезвия. Женщина в маске выпрыгнула из кабины прямо на машину, стоящую рядом. В переговорнике слышалось ее дыхание, такое же спокойное, как и раньше. Кто-то пытался выбраться из машины, и мачете незнакомки поднималось и падало, напоминая крыло бабочки. Покончив с экипажем одного кара, она пошла к другому, перевернувшемуся, и ее дыхание оставалось таким же ровным.
Мириам стало страшно.
– Тебе не нужны батареи? – послышалось в переговорнике. – У этих двоих уцелели топливные элементы.
– Наверное, нужны, – выдавила из себя девушка.
– Хорошо.
– Я вернусь в машину.
– Хорошо.
– Слушай!.. – Мириам остановилась, уже открыв дверь кабины. – А как тебя зовут?
Дыхание в переговорнике сбилось. Женщина в маске не отвечала долго, словно вспоминала что-то.
– Называй меня Би.
III
На ночлег они остановились у края заброшенного городка – Мириам не знала его названия, большая часть невысоких зданий была наполовину занесена песком, заросла низенькими кривыми деревьями и диким виноградом. В остатках домов, все еще возвышающихся над пустыней, свободно гулял ветер, но Мириам помнила, что ближе к осени все изменится. После нескольких дождей виноград зазеленеет снова, и тогда развалины будет не узнать. Они превратятся в зеленые холмы странной формы, ничем не напоминающие творение рук человека.
За весь день они остановились всего два раза, по настоянию Мириам – похоже, что Би не было нужно ни есть ни пить. Также Би не проявила никакого интереса к вопросу о приготовлении ужина, поэтому девушка занялась этим сама, ей было не привыкать.
Она развела костер из сухих веток под стеной низкого строения, которое когда-то могло быть магазином или кинотеатром, теперь оно защищало их от ветра, не более того. Машины стояли рядом, и со стороны хайвея огня видно не было. Повесив над костром котелок с водой, Мириам уселась возле него. Би открыла кабину, но из машины так и не вышла.
– Ты будешь кашу? – спросила Мириам, когда молчание стало совсем невыносимым.
В кабине кара звякнуло, видимо, Би что-то уронила.
– Что? – переспросила она через несколько секунд.
– Кашу с мясом.
– С мясом?
– С говядиной. Она сушеная, в специях, и не то чтобы очень вкусная, зато горячая. Будешь?
– Не знаю. – Би выпрыгнула из кабины одним легким движением, уже знакомым Мириам.
Держа сложенное мачете под мышкой, она подошла к костру и остановилась в нерешительности. Маску женщина так и не сняла.
– Я очень давно не ела… ничего такого.
Мириам, сидящая на сложенном вдвое одеяле, подвинулась, но Би просто молча стояла и смотрела в огонь.
– А что же ты ела? – спросила девушка.
– Сухой бульон, галеты, концентраты… у меня еще остался кофе. – Би наконец-то обратила внимание на одеяло и присела на самом краешке, скрестив ноги, с очень прямой спиной.
Мачете она положила под левую руку, между собой и Мириам.
– Так ты поешь каши?
– Да, наверное.
– Вот и хорошо. А почему ты не снимешь маску?
– Маску?
– Ну, шлем.
– Я к нему привыкла.
– Но ты же не сможешь в нем есть.
Би промолчала, потом нерешительно подняла руки к лицу. Мириам смотрела, как она осторожно, ощупью, отсоединяет бронированные трубки, ведущие к воротнику, затем расстегивает горловой клапан комбинезона. Под ним оказался черный нашейный платок, и Би сдвинула его вниз, чтобы нажать что-то под подбородком маски.
Та лопнула пополам, разделяясь на две мягких половинки, и Би отбросила их за спину вместе со шлемом, как капюшон.
Мириам глубоко вздохнула.
Рядом с ней сидела молодая женщина и, сильно сощурившись, смотрела на огонь. Глубокие отметины от воздушных трубок пересекали ее лицо, а длинные черные волосы были скручены в большой неаккуратный узел на затылке.
– Воздух. – Би повернулась к Мириам, миндалевидные глаза были полны слез. – Такой холодный!.. Ничего не вижу.
– Подожди. – Мириам подтащила к себе один из своих узлов и принялась в нем рыться. – Одну секунду…
Би наблюдала за ней, все так же щурясь, по ее щекам, оставляя грязные дорожки, текли слезы.
– Дезинфектант. – Мириам протянула Би кусок чистой марли, смоченный дезинфицирующим раствором. – У меня тут его целая бутылка. Давай я вытру тебе лицо.
– Я сама. – Би забрала марлю и осторожно приложила ее к щеке. – Холодная.
– Тебе не мешают перчатки?
– Нет, я привыкла. – Марля оставляла грязные разводы, но Би продолжала втирать раствор в кожу, словно стараясь лучше узнать свое лицо на ощупь.
– Еще есть много воды. Может, хочешь умыться?
– Да. – Би бросила марлю в огонь и посмотрела на Мириам.
Ее странной формы глаза были не просто черными, как девушке показалось вначале. Белки покрывала сеть лопнувших сосудов, словно Би не спала много дней.
– Да, я хочу умыться. Что у меня с лицом? Все очень плохо?
– Нет, вовсе не плохо. – Мириам снова заглянула в мешок. – Держи зеркало.
Спустя полчаса в котелке булькала каша с кусочками мяса, а умытая Би сидела у костра, рядом с Мириам, и смотрела в сторону хайвея, в темноту. Зеркало лежало рядом с ней. От предложения Мириам расчесать ей волосы она отказалась. Девушка помогла ей смазать губы и ссадины от трубок защитной мазью и уговорила снять шейный платок, но потом Би просто перестала реагировать на ее вопросы и молча рассматривала себя в зеркало, все так же щурясь. Что она могла увидеть там при свете костра, оставалось загадкой для Мириам.
Разложив кашу в две жестяные миски, она отдала Би ее порцию, и та молча взяла ее. Женщина ела очень медленно, словно пробуя каждую ложку заново, но одолела все, до последней крошки.
– Вкусно? – спросила Мириам. – Обычно я готовлю лучше, но сегодня просто не из чего.
– Вкусно, – ответила Би и встала. – Спасибо тебе… и за зеркало тоже.
Она ушла в темноту, к своей машине. Мириам сложила миски, завернулась в запасное одеяло и улеглась у огня. Почему-то она была уверена, что Би позаботится о том, чтобы в темноте к их лагерю никто не подошел.
Проснувшись посреди ночи, Мириам долго не могла понять, где она и почему вместо жесткой рамы кровати под ней песок. А когда поняла, расплакалась, впервые после прихода рейдеров. Она рыдала горько и бесшумно, как научила ее жизнь без родителей, роняя слезы в одеяло, пока звуки, разбудившие ее, не повторились снова. Она села, оглядываясь.
