Вопрос не праздный, пожалуй, я и сам хотел бы знать точный ответ. Следы указывали на ментальное воздействие, довольно длительное по времени. Бойцы некоторое время стреляли в разные стороны, пока лейтенант не задел Баранова случайной очередью. Я осмотрел колодец, даже заглянул внутрь, подсветив фонарем. Но все, что там было видно, это абсолютная, непроницаемая чернота. В «белом шуме» такое постоянно случается: где-то просто нет совершенно ничего. Мозгоед вполне мог появиться из этого колодца, но тогда бы сработала растяжка. Убить, может, и не убила бы, но подать сигнал, сориентировать часовых это вполне может. Контроль у этих существ напрямую завязан на визуальный контакт с жертвой, проще говоря, для порабощения им нужно видеть цель. Я осмотрел все вокруг, но никаких следов второго разрыва не заметил. Так тоже бывает: растяжек ставится две, на случай, если одна из них не сработает. Но вокруг все было чисто. Следы, даже если они и были раньше, то сейчас кругом царила только белесая пыль, которая покрывала все тонким слоем. Стах и Гуревич ждали чуть поодаль, внимательно следя за моими передвижениями.
Чтобы подытожить все обнаруженное, я сказал:
– Похоже на воздействие мозгоеда. На парней навели сильный морок, их корежило примерно минут двадцать. Но вряд ли он пришел из портала в аллее. Видите, тут крышка колодца нарочно сдвинута, чтобы инициировать подрыв, если кто-то хоть слегка ее заденет. Был бы взрыв, он точно бы оставил следы. А их просто нет. Что бы ни убило этих людей, оно пришло не отсюда.
Гуревич решительно глянул на экран своего ПДА и на все еще стоящие под дождем у ворот повозки.
Альфовец решительно клацнул рычагом затвора своего ручняка и спросил:
– Отлично, значит, он… или они могут быть в основном здании?
Я мельком глянул на целехонькие окна фасада и рискнул высказать вполне логичное предположение:
– Один разрыв в помещении или на лестнице, и стеклам хана. Внутри ничего не взорвалось, значит, мы найдем растяжки целыми. Мозгоеды хитрые, но ума у них не так много. Мимо грамотно поставленной подлянки им не пройти. Это вообще могло быть что угодно, мы в «белом шуме», тут нет ничего закономерного и одинакового.
И тут в разговор вклинился Стах, который все это время почти приплясывал от нетерпения. Известие о том, что мозгоед тут не при делах, его заметно приободрило.
– Тогда чего народ под дождем мочить? Пускай заходят во двор, а мы пока по этажам пробежимся, а?
Гуревич обреченно махнул рукой и, вызвав Семена, пояснил ситуацию. Вскоре обоз начал втягиваться в ворота, повозки расположились на заднем дворе возле гаражных боксов. А мы втроем с соответствующими предосторожностями вошли в гулкую пустоту вестибюля главного здания комплекса. И снова нас встретила только гулкая тишина да выщербленные временем барельефы на стенах в стиле позднего соцреализма. Из просторного холла на второй этаж вели две лестницы в противоположных концах зала, а прямо напротив входных дверей зияли пустотами провалов две лифтовые шахты. Самих лифтов давно уже не было, о чем свидетельствовали кучи разного хлама, заполнявшие шахты почти на метр в высоту. За лестницами размещался ряд дверей с потускневшими от времени табличками, но внутри ничего подозрительного мы не нашли. Обычная казенная мебель, старые бумаги в папках и рулонах, наградные треугольники вымпелов на стенах. Полное запустение и разруха. Складывалось такое впечатление, что люди не уходили отсюда в спешке, просто окончился очередной рабочий день, служащие завершили все свои дела, закрыли кабинеты на ключ и… больше сюда никогда не вернулись.
Когда мы осмотрели шесть комнат в холле, Гуревич нашел в одной из них план пожарной эвакуации здания. Согласно ему, второй этаж отдан под различные исследовательские лаборатории, на третьем находился актовый зал и кабинеты администрации. На четвертом уровне все было точно так же: кабинеты, служебные помещения персонала и еще какие-то непонятные закутки и отделы, а также выход на крышу. Мы решили не разделяться и прочесать все, начиная с первого этажа и до самой крыши. Это займет какое-то время, хотя лично я бы двинул отсюда уже через полчаса короткой передышки. Но все же раненым и лошадям нужен отдых после сложного перехода по железной дороге, значит, более длительный привал был необходим. Альфовец пошел вперед, и вскоре после того, как мы миновали два пролета, отделявших нас от второго уровня, дал сигнал остановиться, а потом жестом позвал меня:
– Антон Константиныч, похоже, вы были правы…
Меж перил лестницы, за три ступеньки до ее окончания, я увидел натянутую леску. Сама граната обнаружилась выше, примотанная скотчем к ручке двери какого-то кабинета. Просто и эффективно: человек поднимается вверх, задевает малозаметный шнурок, и ему сносит голову взрывом. Даже если надел шлем, от перелома шеи он точно не спасет… умно, я сам бы так поставил. Осторожно отстранив сержанта, я переступил сначала одну нить, а потом, чуть погодя, вторую, натянутую на ладонь ниже предыдущей. Это была страховка на случай, если обнаружат первую линию датчика. Человек расслабился, ведь он уже перешагнул леску, а тут оп, незадача! Я свинтил запал у гранаты и положил пыльный рубчатый кругляш в карман разгрузки. Сам запал я развинтил и выбросил, чужие подлянки лучше целиком повторно не использовать.
Тронув тангенту рации, я сказал напарникам:
– Лейтенанта работа. Давно тут стоит, как и та, внизу у колодца.
– Как вы думаете, они… остальные из каравана… Они все еще здесь?
– Скоро мы это узнаем, сержант. Предлагаю идти к самому большому помещению. В том обозе было человек двенадцать пассажиров и шестеро из конвойного взвода.
– Актовый зал?
– Точно так.
Бегло осмотрев несколько кабинетов возле лестницы и найдя их в полном запустении, мы поднялись на третий этаж, где пришлось немного повозиться. Я снял со стены противопехотную мину, закрепленную таким образом, чтобы выкосить всех, кто сделает четыре шага от входа на этаж. Поставлено так же изобретательно, как и растяжка внизу, судя по всему именно Никольским. Взрыватель тоже особого доверия не внушал, поэтому я просто занес мину в первый попавшийся кабинет и, соорудив из трофейной гранаты и куска пластита небольшой детонационный заряд, предложил остальным отойти подальше.
Гуревич слегка заартачился, но, уже привыкая доверять моим суждениям, предупредил остальных по рации о подрыве:
– Семен, будем шуметь!.. Скажи водилам, пусть лошадей придержат.
Проводник отозвался быстро, хотя особой радости в его голосе слышно не было. Как я уже и говорил, в последнее время он вообще говорил мало, а когда это случалось, то это были рубленные односложные фразы.
– Чего там у вас?
– Предыдущие постояльцы мин понатыкали, Антон Константиныч настаивает, чтобы взорвать.
– Делайте что хотите, только быстрее.
Гуревич после этих слов повернулся ко мне и, выразительно пожав плечами, разрешающе махнул рукой. Я соорудил все в кабинете, окна которого выходили во двор с торцевой части здания, чтобы осколки шли наружу и в стену кабинета, тогда отраженная часть ударной волны и осколков пойдет в коридор существенно ослабленной. Втроем мы свалили вокруг мины два деревянных шкафа с документами, так что получилась дополнительная баррикада. Потом, присоединив детонатор, я выгнал всех в коридор, и мы спустились на пролет ниже.
