– С обозниками встречаться не будем. К Кордону лучше прийти вдвоем.
– Воины у земляной заставы обратят внимание на это. Ты значишься в бумагах командира обоза.
– Ополченцы Серого не знают, как правильно проверять документы и тем более выявлять нежелательных. Это дилетанты… Ксения. Не обращай на них внимания. Форма и оружие еще не означают власть в наших краях. К тому же, как ты помнишь, я хорошо знаю их командира. Серый не станет задавать лишних вопросов.
Пропустив мимо потрепанный нелегким путешествием обоз «Альфы», мы с Ксенией двинулись следом. Пришлось выдержать приличную дистанцию, чтобы не привлекать внимания охранников. Насколько можно судить со стороны, все вышли из серых земель. Джей все так же шагал в хвосте, Семен дремал на облучке первой повозки, откинув голову назад. Стах тоже уцелел, его долговязая фигура тоже маячила возле первого фургона, я даже разглядел перекинутый на грудь автомат, который болтался почти у самого пояса на длинном ремне. Гуревич вышагивал впереди довольно бодро, хотя это и было против правил. В который уже раз я провожал уцелевших, считал потери. Это никогда не закончится, пожалуй, война нужна мне как воздух. Без ее обжигающего пламени я бы давно истлел, потерялся.
У блокпоста ополченцев нас остановил патруль. Двое одетых во что попало хлопцев с дробовиками наперевес вышли прямо на середину дороги, и ближний ко мне, молодой еще парень, громким окриком приказал остановиться. Потом они, отталкивая друг друга и постоянно пялясь на Ксению, начали мусолить наши пропуска, делая хмурые значительные лица. Часовым на двоих можно было дать сорок лет, а манера держаться больше смешила, нежели вызывала почтение. Мысленно я уже раза три убил обоих, настолько явно ополченцы подставились под возможную атаку. Девушка, напротив, вела себя дружелюбно, но без заигрывания, сдержанно. Наконец, когда больше причин для задержки у часовых не осталось, старший отпустил нас, важно махнув рукой на открытые сейчас ворота в новом частоколе ограждения деревни.
Собственно, кроме ограды из гофрированного металлического листа, вышки да грубо сколоченных невзрывных противопехотных заграждений, в деревне ничего не изменилось. После Исхода вся жизнь на Кордоне замерла. Большинство барыг и прочих заинтересованных в нелегальной перепродаже хабара лиц откочевали на сорок километров южнее, в Бреднянск. Там отстроили несколько хороших гостиниц, появились офисы подставных фирм. Целый квартал складских помещений на восточной окраине. Население издыхавшего от безработицы городка выросло почти в три раза за каких-то полгода. Однако Кордон полностью своего значения не утратил, ведь в Бреднянске была какая-никакая, но местная власть, законы и продажные менты с вояками. Да и туристам с журналюгами нужен был колорит, а какой он в отделанных по евростандартам гостиничных номерах и освещенных, не замусоренных улицах? Поэтому в деревне осталось три очага самобытности: подземные катакомбы Поповича, где тот по-прежнему скупал у старательского люда хабар и иногда давал пинка особо ретивым труженикам видеокамеры и ноутбука, пытавшимся взять у него интервью. Осталась столовая, где сменились хозяин и вывеска. Теперь это было кафе «Шалаш», а за барной стойкой обретался немногословный пятидесятилетний армянин Ашот, а еду с выпивкой разносили двое его племянников-подростков. Ребята работали быстро и молча. И в шалмане, несмотря на не прекратившиеся гулянки старательской вольницы, теперь большей частью стало чисто и даже уютно. Нет, дым коромыслом никуда не делся, просто теперь это происходило гораздо реже, чем раньше. С Кордона, как и прежде, уходили во внутренние области Зоны люди, целые караваны с оборудованием и снаряжением, однако сейчас стало меньше одиночек вроде меня. Безопасная дорога осталась только одна, работы для дилетантов не стало. К примеру, чтобы поднять пару-тройку дорогостоящих артефактов и оправдать закупку снаряжения и припасов, сейчас нужно идти за десятки километров, по нехоженым маршрутам. Причем без особой гарантии на успех или прибыль. В первые два месяца внутренние области забрали более трех сотен человек. Из пяти организованных мелких партий обратно на Кордон или к форпостам группировок вроде «Державы» и «Альфы» выходила только одна, сильно поредевшая. Это не способствует романтическим настроениям и привлекает разве что отчаявшихся самоубийц. Или людей с прошлым, которых тут держат привычки и неоконченные дела. Короче, таких, как я и мои нынешние артельщики. Деревню отстроили, пустующие развалины разобрали, на их месте возвели щитовые домики с глубокими подвалами. И они не пустовали, давая приют регулярно наезжавшим туристам и прочим любителям экзотики. Дальше того злосчастного коровника они забредали редко, отстреливая мелкую живность вроде крыс или собак. Нет, случались и дальние вылазки, но это больше по пьяной лавочке. Колорит стал искусственным, вроде киношной декорации. Хотя было и кое-что настоящее, ради чего настоящие жители Зоны, рискуя жизнью, возвращались на Кордон. Попович выискивал в старательской сети слухи о редких диковинах и снаряжал поисковые партии в глубинные области. Его информация действительно оказывалась верной, Обелиск все еще держал слово. Только вот задания часто выходили с подвохом. И браться за них отваживался не каждый. Но дело жило, отчаянные головы в наших краях далеко не феномен. Ну и, само собой, остался оружейный магазин, куда нам нужно заглянуть в первую очередь. Хотя, как говорится, если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
За воротами был еще один пост, где нас опять остановили. Дорогу перегородил грубо сколоченный переносной проволочный еж, а навстречу вышел Серый собственной персоной. Предводитель ополчения мало изменился за последние полгода, что мы с ним не виделись. Одетый во все тот же линялый и засаленный «стриж», с неизменным АКСУ на плече, Серый, недоверчиво смерив меня взглядом, настороженно кивнул в знак приветствия:
– Твое появление, как всегда, означает неприятности, Солдат.
Видимо, прозвище становится постоянным. Стоило паре охранников его придумать, и вот, вся Зона им вторит. Но кто я такой, чтобы спорить с народом? Пусть все останется как есть.
– И тебе доброго дня, Серый. Не переживай, я… мы с Ксенией тут не задержимся. Твоя ясельная группа не пострадает, неприятностей больше не будет.
Ополченец только досадливо скривил рот, явно показывая, что моим словам веры нет. Потом он одним взмахом руки дал команду, и двое стоявших в стороне парней проворно оттащили ежа на обочину.
– Через два часа жду тебя в «Шалаше», поговорим о ночной бойне у виадука.
В ответ я, безразлично пожав плечами, улыбнулся как можно более дружелюбно, что Серый воспринял как согласие. Предводитель – парень нужный и прямой как рельса, поэтому часть истории ему рассказать можно. Сделав спутнице знак следовать за собой, я кивнул на прощание, и мы направились вдоль по единственной деревенской улице к отстроенной заново хате, на которой красовалась скромная самодельная вывеска на русском и английском языках: «Охота и Рыбалка: оружие, припасы, срочный ремонт». Выведенная черными буквами на листе кровельного железа, покрытого для фона белой краской, сейчас вывеска имела черно-рыжий цвет, и двуязычная надпись еле просматривалась. У порога стояло несколько человек в разномастной одежде, навьюченных разномастными рюкзаками и свертками. Михаил Анатольевич Цвирня, более всего известный в наших краях как Мишка Одессит, баловался тем, что принимал у старателей оружие на комиссию. На внешнем прилавке у него было все как положено: резиновые сапоги, аляповатые камуфлированные фуфайки для лохов, чуток гладкоствольного оружия. Настоящий бизнес Одессита размещался в подвале, куда не было ходу обычным клиентам. Там для знающих ценителей находились порой самые редкие экземпляры стрелкового и не очень оружия, хитрое программное обеспечение для ПДА и прочие незаменимые в Зоне вещи. Однако для этого нужно заслужить доверие, что порой сделать очень трудно, ибо, сам делающий невозможное, Цвирня требовал такой же отдачи от наемников, жаждущих эксклюзивного сервиса.
