— Есть даже дежурные генералы, — усмехнулся замдиректора, — но дело по вашей части. Человек службы должен быть готов к тому, что его могут выдернуть в любую минуту: из-за праздничного стола, из постели жены или даже любовницы, из бани, из санаторного номера, с операционного стола. Дело срочное и не терпит отлагательства.
Генерал, твердо помнивший правила конспирации, знал, что вести секретные разговоры, стоя на месте, запрещено, нужно передвигаться. И он пошел рядом с замдиректора вдоль гранитного парапета. Годы службы в секретном ведомстве приучили мужчин разговаривать тихо, не проявляя эмоций на лице. Глядя на них со стороны, могло показаться; идут двое пожилых мужчин и беседуют о семьях, о внуках, о начинающих донимать болезнях. На самом деле разговор шел о делах куда более важных.
Потапчук в душе злился, что опять его делали крайним, опять ему приходилось разгребать руками чужие завалы, копившиеся годами. Хотелось твердо сказать «нет», но вместо этого Потапчук изредка согласно кивал, понимая, что на месте генерал-лейтенанта поступил бы точно так же. Для проведения любой операции избирается самый быстрый, самый надежный путь, и в данном случае обеспечить решение мог лишь один человек — Глеб Петрович Сиверов, спецагент по кличке Слепой.
— Ты же понимаешь, Федор Филиппович, письменно отдать такой приказ я не могу. Если всплывет, что ФСБ имеет отношение к этому делу, не только моя голова полетит, но придется назначать и нового директора. Ты не раз уже выручал контору.
— Я не волшебник, — напомнил Федор Филиппович.
— Ты, может, и нет, а вот твой спецагент…
— Его нет, его не существует, — улыбнулся генерал Потапчук.
На какое-то мгновение генерал-лейтенант Огурцов принял эту фразу за чистую монету, затем погрозил Федору Филипповичу пальцем:
— Именно поэтому он нам и понадобится. Несмотря на то что его не существует, гонорар я ему обеспечу приличный.
Потапчуку хотелось сказать, что вся ценность Слепого в том, что он не покупается на деньги, берется исполнять задания только тогда, когда досконально разберется и поймет, зачем ему необходимо вмешаться в ход событий.
— И смотри, — напомнил замдиректора, — лишние подробности твоему спецагенту знать незачем. От него требуется: или нажать на спусковой крючок, или подложить мину, забросить гранату в окно, нож метнуть — я уж не знаю, какой способ он выберет. Выбор цели за нами, а он волен в средствах. Я пока что не услыхал от тебя слово «да», — напомнил замдиректора. Он явно куда-то спешил, то и дело поглядывая на часы.
«Конечно, время такого человека. расписано по минутам.»
— Да, — с усилием выдавил из себя Фёдор Филиппович.
Генерал-лейтенант Огурцов обрадовался:
— Я знал, что ты человек старой школы. Смотри, много не кури, — замдиректора пожал вялую руку Потапчука и зашагал по набережной.
Только сейчас Федор Филиппович заметил черный «мерседес» с тонированными стеклами, стоявший прямо на парковой аллее. Генерал-лейтенант сел в машину и уехал.
«Даже не знаю, кто из них больше испортил мне сегодня настроение: замдиректора или вонючий бомж», — в сердцах подумал генерал Потапчук и уже без соблюдения ритуала закурил.
Затяжки он делал быстрые, неглубокие, резко поднося сигарету к губам.
«Сами плодят мерзавцев и преступников, якобы во имя благих целей, а потом спохватываются!»
Генерал метнул, окурок в урну. Тот ударился о край жестяного раструба и упал на асфальт.
Потапчук поднял очки на лоб и, поскольку был дальнозорким, стал набирать номер на «мобильнике», держа его на вытянутой руке.
— Да, Федор Филиппович, — услышал он в трубке спокойный голос Глеба. Фоном звучала классическая музыка, что-то из оперы. В композиторах Потапчук никогда не был силен, ни в высшей школе КГБ, ни в академии его этому не обучали.
— Ты сейчас где?
— Там, где вы можете меня найти.
— Жди, скоро буду.
— Кофе поставить? — очень уж по-домашнему спросил Сиверов.
— Если я буду пить кофе такой же крепости, как и ты, да еще стану выкуривать по пачке сигарет в день, то сдохну, не дожив до понедельника.
— Вас, наверное, сильно разозлили?
— Кажется, и ты хочешь меня позлить. До встречи, — Потапчук, всегда бывший не в ладах с электроникой, боязливо нажал кнопку на трубке мобильного телефона и спрятал его в карман.
На набережную генерал пришел пешком от самого дома, хотя за ним и в выходные была закреплена дежурная машина. Потапчук уже собрался было ловить такси, даже поднял руку, стоя на бордюре, как увидел нагло пересекающую сплошную осевую линию черную «Волгу» с покачивающейся на крыше антенной спецсвязи. Это была его, Потапчука, служебная машина.
— Доброе утро, Федор Филиппович.
— Куда уж как доброе, — буркнул генерал, — если и тебе и мне отдохнуть не дадут.
— Получил срочный вызов. Куда едем?
— На Арбат.
Когда Федор Филиппович приезжал к Глебу Сиверову, то всякий раз покидал машину в новом месте. Даже его личный шофер не имел права знать, где расположена конспиративная квартира спецагента. Для стоянок Потапчук определил себе два квартала.
— Ты чем, Василий, заняться сегодня думал? — спросил Федор Филиппович.
— Ничем, — признался шофер. — Просто отдохнуть собирался, поваляться, телевизор посмотреть.
— Вот если бы ты с дочкой в цирк собрался, — назидательно сказал генерал, — я бы тебя отпустил. А теперь ждать придется.
Шофер не обиделся, знал, это своего рода игра. Сказал бы, что с дочкой в цирк идет, Потапчук бы ответил: «Ничего, пусть жена с ней сходит. Женщине приятно на публике показаться».
— Жди здесь.
— Сколько ждать придется?
— Может, полчаса, а может, и все восемь.
Генерал бросил в портфель папку, полученную от замдиректора ФСБ, и, старясь держаться подтянутым, распрямив плечи, перешел улицу. Это наедине с самим собой Федор Филиппович мог позволить расслабиться, с подчиненными же он держал себя так, будто его не могли одолеть никакие болезни.
Служебная квартира Сиверова располагалась в старом жилом доме. Жильцы подъезда знали лишь, что в ней находится мастерская какого-то художника. Глеба Сиверова можно было представлять кем угодно — художником, журналистом, рабочим, писателем. Он обладал универсальным лицом, в котором каждый был волен разглядеть что угодно: один интеллектуала, другой недалекого рубаху-парня, третий ловеласа. Скажи кому-нибудь, что Глеб — преступник, отсидевший десять лет за убийство, поверили бы и этому. Такая внешность удобна — захочешь, на тебя обратят внимание, а пожелаешь — никто тебя и не заметит. Своеобразная шапка-невидимка.
