ГЛАВА 7
Макс в очередной раз поднял камеру, направив ее на толпу. Когда он прильнул к окуляру, то увидел, что Омар спешит к нему, пробиваясь среди гуляющих. Глеб стоял за спиной у тележурналиста, делая вид, что его заинтересовал герб, укрепленный на башне ратуши.
— Извини, Макс, — выдохнул шах-Фаруз, — такую бабу увидел, что не удержаться, — он развел руки, как рыбак, рассказывающий об улове. — Бедра у нее… ты же знаешь, не мог устоять, боялся, упущу.
Француз вежливо улыбнулся. Мол, я понимаю, что ты меня обманываешь, но приходится верить тебе на слово. Омар выглядел чрезвычайно довольным, можно было подумать, будто он на самом деле встречался с женщиной. А радовался он тому, что сумел встретиться с военным атташе и заместителем министра обороны так, что его отсутствие не вызвало особых подозрений.
— Купил-таки? — спросил он у Фурье, глядя на запакованную картину.
— Купил, но другую. Твоя мне не понравилась. У настоящей картины должна быть история, как у моей. Клошар мне ее рассказал.
— Я подумал, — поморщился шах-Фаруз, — что ты прав: та картина — настоящая мазня, и выбирать полотно надо со специалистом.
Омар разглядывал перстни на руках, затем неожиданно для француза предложил:
— Скучно мне, выступления вялые. Моя певичка уже отстрелялась, свадебным генералом я побыл. Пора и в Москву возвращаться. Как ты?
Макс даже растерялся:
— Не знаю, наверное, я останусь.
— Как хочешь. Гульнем сегодня напоследок и распрощаемся.
— Даже на концерт не пойдешь?
— Чего я там не видел? Свой номер я отбыл. Оставайся, Макс, тебе тут в диковинку. Может, еще одну картину купишь.
Француз прижимал купленное полотно и не мог понять, почему Омар так быстро принимает странные решения. То обещал ему устроить ночные съемки погрузки оружия, то словно забыл о договоренности.
Солнце уже клонилось к закату, когда афганец закончил прогулку по городу. Он ни разу не рискнул оказаться в безлюдном месте, был только в толпе, только под прикрытием телохранителя.
Глеб, следивший за ним, уже подумал, что тот мог заметить за собой слежку или его предупредили, что американцы собираются потребовать его выдачи. Разговора шах-Фаруза с Максом он не слышал, стоял от них далековато, но восполнил пробел тем, что умел читать по губам.
«Завтра он уезжает.»
Получалось, что ликвидировать Омара нужно непременно сегодня, иначе он вернется в Россию и будет поздно.
«Нет, меня он не заметил, — решил Глеб. — И за себя не опасается. В Витебск ему нужно было приехать, чтобы встретиться с кем-то — с продавцом или с покупателем оружия. Встреча состоялась, и теперь ему тут нечего делать.»
Омар бросал взгляды на красивых девушек. На «Славянском базаре» было на что посмотреть. Сексуальная неудовлетворенность сквозила в каждом движении афганца, в его маслянистом взгляде, в словах.
Макс и Омар вернулись в гостиницу, когда уже начался концерт. И если первый день фестиваля заставил всех приехавших на него собраться в центре города, то теперь часть публики отдыхала. Встретились старые друзья, завязались новые знакомства, деловые контакты. Макс и Омар пришли к шапочному разбору. Девиц с улицы в гостиницу не пускали, и все свободные дамы в баре оказались разобраны.
Пару раз шах-Фаруз пытался заигрывать с певичками, но в конце концов понял: ничего ему не светит, так как у них были надежные спутники. От скуки афганец выпил сто граммов коньяку и сладко зевнул:
— Пойду-ка я спать. И тебе советую.
Макс имел больше шансов на успех. Исполнители второго эшелона мечтали о том, чтобы их запечатлели для телевидения. Однако Фурье приехал в Витебск не за этим. Он, прихватив купленную картину, забросил на плечо камеру и вместе с охранником и Омаром скрылся в лифте.
Глеб вызвал вторую кабинку, уехал вслед за ними. Выходя в коридор, он успел заметить, что все трое мужчин разошлись по своим номерам. Теперь вытащить Омара из номера было практически невозможно. При желании Глеб мог устранить шах-Фаруза в коридоре, когда шел следом за ним, но тогда оставались бы охранник и француз, видевшие его. Убивать ни в чем не повинных людей Сиверов не хотел.
Глеб прикусил губу. Время уходило, он терял шанс за шансом.
«Прямо наваждение какое-то!» — подумал он.
Он вернулся к лифту, сел в кресло, закурил. С его места хорошо просматривался коридор, оттуда Омар не смог бы выйти незамеченным.
«Он не станет выходить, придется каким-то образом забраться к нему в номер. Дверь, окно — в любом случае охранник среагирует, придется убрать и его.»
Мигнула красная стрелка на табло, раздался, мелодичный звонок, и створки кабинки разошлись. На площадку вышла горничная в белом переднике, на указательном пальце она держала связку ключей. Приехала она не одна: у зеркальной стены лифта, облокотясь на поручни, стояла украинская певица, вся в черной коже, с незажженной сигаретой в руке. И без того пышная, размноженная зеркалами, она, казалось, занимает всю кабину.
Глеб молниеносно поднялся, шагнул в уже закрывающиеся створки. Певица чуть подвинулась, чтобы дать Глебу возможность добраться до панели с кнопками.
— Отлично, мне тоже на шестой, — улыбнулся Сиверов.
Из лифта они вышли вместе. Пустой коридор. Глеб молча шел рядом с Оксаной. Певица остановилась, остановился и Сиверов.
— Вам что-то надо от меня? — игриво поинтересовалась Оксана.
— Совсем немного — один телефонный звонок, — Глеб вытащил из кармана «мобильник».
— Хотите позвонить любовнице и боитесь, что ее муж дома? — девушка взяла трубку в ладонь. — Если вы сами не женаты, то я помогу.
— Нет, я поспорил с приятелем. Помните, в баре к вам клеился богатенький Буратино, восточный человек, полный, с усами.
— Омар? Однако у вас и друзья!
— Как всякий восточный человек, он очень обидчивый, после вашего отказа в сердцах сказал мне, что не пойдет к вам в номер, даже если вы позвоните и пригласите его к себе, намекнув, что сейчас одна.
— Не думала, что задену его за живое.
Сиверов был из той породы мужчин, которые безоговорочно нравятся женщинам. Он умел врать, глядя в глаза и не краснея.
— Мы хорошо выпили с ним вечером, и я сдуру предложил спор, сказал, что он не устоит и прибежит по первому вашему звонку.
— И много вы поставили на кон?
— Шестьсот долларов. Я был пьян. А теперь получается, я проиграю в любом случае, потому что звонить вы ему не собираетесь.
Толстушка задумчиво смотрела на Глеба, вертела в руках мобильный телефон.
— Если мой звонок не прозвучит, вы все равно проиграете?
