— Ну и не надо, не вспоминай. Мама тоже картину видела?
— По-моему, да.
— А почему вы не сказали следователю, что видели картину?
— Разве мама не сказала? У меня про картину никто и не спрашивал, вот я и не сказала. А вы откуда знаете, что картина была? — немного подозрительно взглянула на Глеба Светлана, но тут же расхохоталась. — Извините, пожалуйста.
— Что уж тут извиняться. Откуда я о картине знаю? Я в тот момент на вокзале был с Максом, но к Сержу не поехал, у меня была своя машина.
— Серебристая, что во дворе стоит?
— Да, это мое авто.
— Хорошая тачка, мне такие нравятся: клевая.
— Обыкновенная машина, добитая уже, ей четыре года.
— Почти что новье.
— Какое там новье! Менять пора.
— А вы, Федор, считаете, мы должны сказать следователю, что картину видели?
— Можете и не говорить, какая разница, была картина или нет. Вы мне сказали, этого и достаточно.
— Вы из милиции? Хотя на…
— Мента? — вставил Глеб.
— Ага. На мента вы не очень похожи.
— А на кого похож?
Девушка пожала плечами. Глеб заметил, что лифчика на ней нет и что она вполне ощущает свою женскую привлекательность и умеет ею пользоваться.
В двери щелкнул замок. Светлана тут же переменила позу, положила руки на колени.
— Вот и мама пришла.
Глеб поднялся со своего места, поднялась и Светлана. Он увидел женщину с довольно объемным и увесистым пакетом в руке.
— Здравствуйте, — немного испуганно произнесла Клавдия.
— Здравствуйте, Клавдия Леонидовна. Меня зовут Федор, фамилия Молчанов. Вы извините меня велико душно, что я без звонка заглянул.
— Мама, это друг Сергея Максимова.
— Вы друг Сергея? — лицо женщины изменилось, и вместо испуга на нем появилось грустное, смешанное с досадой выражение. — Вы из милиции, что ли?
— Нет, я журналист.
— Журналист… Они тоже приходили. А что я им могла рассказать?
— Мне уже все Светлана рассказала.
— Светлана? Что ты рассказала?
— Про то, мама, что была какая-то картина, шпагатом перевязанная, скотчем заклеенная… Ты же ее сама еще в шкаф поставила.
— А, да, конечно же была. Может, она и сейчас в шкафу стоит, — махнула рукой женщина. — Ты бы хоть гостю чаю предложила.
— Ой, извините, забыла. Я растерялась.
— Нет, не надо никаких церемоний. Я пришел сказать вам спасибо.
— За что спасибо? Какое еще спасибо?
— За то, что другу моему помогали, Клавдия Леонидовна. И тебе, Светлана, спасибо, что окна ему помыла.
— Лучше и не напоминайте. Давайте чаю выпьем. А может, вы кофе хотите?
— От кофе я не отказался бы.
— Только у нас растворимый, я вам сама сделаю. Вы с сахаром или без?
— Без, — в тон девушке ответил Глеб.
Через пять минут они уже пили кофе прямо в зале и беседовали, в общем-то, ни о чем. Глеб рассказывал женщинам о своем «друге», о том, что в последнее время виделись они довольно редко, лишь иногда пересекались их пути по работе. А вот раньше они были неразлучными и даже в горы отдыхать ездили вместе.
— Вы за границей бывали? — спросила Светлана.
— Бывал.
— В каких странах?
— Как сказать… Много где — и во Франции, и в Германии, и в Бельгии, и в Голландии, и в Испании. Даже в Африке был.
— В Африке? — воскликнула Светлана. — И слонов видели?
— Видел. Но для того, чтобы их увидеть, необязательно в Африку летать, пошел в зоопарк и любуйся.
— Вы в каком журнале работаете? Или как Сергей, на телевидении?
— Вы угадали, в журнале, но только в музыкальном.
— В музыкальном журнале? Так вы что, и артистов лично знаете?
— Ясное дело, знаю.
— Со многими знакомы?
— Как же по-другому? — искренне удивился Сиверов, изогнув левую бровь. — С очень многими.
— И Лагутенко знаете? И Децила?
— Кого-кого?
— Децила.
— А, этого… нет, лично с ним не знаком. Понимаешь, Света, мы по возрасту слишком разные. Тебе сколько лет, шестнадцать? А мне, извини, побольше. Так что с Децилом я лично не знаком.
— А с кем вы знакомы, ну… из таких, из наших?
— С Шевчуком, с Макаревичем.
— Они же совсем старые.
— Ну что поделаешь, возраст, — тихо и скромно произнес Глеб.
— Светка, перестань приставать к Федору! Извините, как вас по отчеству?
— Можете называть просто Федором, я не люблю, когда ко мне по отчеству обращаются, старым себя начинаю ощущать.
— Вот видишь, мама, — воскликнула Света, — я же тебе говорила, на Западе все безо всяких отчеств друг к другу обращаются. А ты мне: «К старшим по имени-отчеству.»
— Правильно твоя мама говорит. Это у них так принято, а у нас другое воспитание, культура иная. То, что хорошо для них, у нас не всегда проходит. И наоборот, для нас что-то хорошо и обычно, а для американца неприемлемо.
— Вы и в Америке были?
— Был и в Америке.
— Как вам интересно! А у меня никаких интересов. Школа, школа, вот сейчас — институт, и никакой жизни.
— Успокойся, наживешься еще. Вы, Федор, не обращайте внимания на мою дочь, она, сколько знаю ее, всегда такая бесцеремонная, лезет ко всем, пристает.
— Нормальная она у вас девушка, милая, вполне ответственная.
— Перестаньте, перехвалите. Ой, картошка! — вдруг всплеснула руками Клавдия Леонидовна, соскочив со своего места.
Светлана громко расхохоталась:
— Мама, мамочка, выключила я огонь, не беспокойся. Все уже давным-давно сделано.
— А вы говорите! — похвалил Светлану Глеб. — Она у вас толковая.
— Да уж! Когда накричишь, наругаешься, тогда начинает слушаться. А когда с ней по-хорошему, мигом от рук отбивается.
— Возраст такой, — произнес Глеб и, улыбнувшись, взглянул на Светлану. — Симпатичная девчонка и на маму похожа.
— Вот, видишь, а ты говоришь, будто я на тебя совсем не похожа.
Клавдии Леонидовне комплимент Глеба явно пришелся по вкусу, с ее лица исчезли строгость и напряженность.
