– Знаю! – вскрикнул Мишка. – Я это сломанное дерево помню! – И после некоторой паузы: – А может, не это…
– Ты уж как-нибудь определись: то, не то… – с долей иронии посоветовал Воронов. – Если не найдем, то поворачиваем назад. С расчетом до темноты вернуться в деревню. Ночевать в тайге настоятельно не рекомендуется. Съедят-с.
Судя по тому, как сразу заозирались все трое, перспектива показалась весьма неприятной.
– Кажется… – Мишка повернулся к приятелям, призывая их в свидетели.
– Не помню, – впрочем, Седой впечатления умного не производил.
– Мне знакомо, – после раздумья вымолвил Борис. – Мы шли оттуда, я еще повернулся и подумал – неплохой ориентир. Точно, оно! Теперь знаю, куда идти. Вон на ту сопку, а там где-то через полчаса выйдем. Ну, может, через час.
– Смотрите. Я ведь не шучу. Час – самое большее, что мы можем отвести на поиски. Потом поворачиваем назад.
– А если назад дорогу не найдем? – не без наглости поинтересовался Седой.
– Н-да… Не смеши. Кстати, господа, сразу уясните вещь первую. Не ведаю, каким образом вы дожили до нынешнего дня, но если хотите жить дальше, учитесь ориентироваться хотя бы в пределах дня пути. Уж поверьте немолодому человеку.
По сравнению с гостями Воронов был не просто немолодой. Он был из другой жизни. Даже родился в иной стране, а это значило многое. Он-то пусть хоть как-то, однако помнил величие собственного государства, а что могли помнить молокососы, кроме сплошной череды унижений и поклонения чужому мнению? И то, если помнили как нечто смутное, больше просто связанное с детством. Сколько им было в роковой момент? И вроде должны получше приспособиться к новым условиям, все-таки взросление происходило после Катастрофы, а вот гляди же, заплутали в трех кедрах. Поневоле задумаешься: как вообще дошли? Или – как руководители отпустили в разведку именно эту троицу?
Вопреки опасениям, а то и тайным надеждам – нет отряда, нет и проблем с его принятием или непринятием, – скоро парни узрели характерно наклоненное дерево, затем – бурелом и дальше уже шли уверенно, не особо сворачивая.
Сопка, другая, третья, проход низинкой, а там вдали действительно обнаружился лагерь. Какие-то подобия палаток из шкур, костры, даже некие наметки защитной ограды, которая в силу прорех в ней и малой высоты ни от каких серьезных хищников защитить не могла. Похоже, путешественники обладали огромным запасом везения, раз до сих пор были живы и смогли пройти огромное, по словам парней, расстояние.
На глаз, тут было с полсотни человек – как и говорил Борис. Действительно, большей частью молодые, хотя Воронов сразу разглядел с десяток человек постарше. Не слишком, где-то между тридцатью и сорока, если говорить обо всех скопом. Девушек тут тоже хватало. Пусть поменьше, чем парней, но для отряда, посланного в разведку, даже многовато. Интересно, почему? Пропаганда идей равноправия полов или взяли с собой в качестве подстилок?
Мысль была несколько циничной, однако бывают ли романтики с капитанскими погонами? Военное дело предельно приземленно, соответственно восприятие мира лишено розовых очков. Да и эти… ну, парни, на романтиков отнюдь не походили. На отморозков тоже не слишком тянули, хотя тут как знать? Хотели же напроситься в охрану. Не будучи военными, полицейскими, на самый худой случай. Чуть не новоявленные братки в традициях ельцинских лет. И уж потянуть за собой некоторое количество безотказных дам таковые вполне могли. Холодно в дороге, не холодно, молодость всегда найдет выход.
– Братишка! – к Борису подскочила девушка, такая же черноглазая, но, разумеется, намного более миловидная.
Чересчур миловидная. У Воронова вмиг пропали циничные мысли. Даже дыхание перехватило, и капитан не сразу сумел выдохнуть застрявший в легких воздух.
После Катастрофы женщины в жизни Воронова порою бывали, чувств к ним не было. Потому собственная реакция удивила капитана. Симпатичная у посланника сестренка, только что с того? Она же вполне годилась Воронову в дочери. Да ладно, подумаешь, красивая женщина? Это же не повод, даже если давно не видел таких глубоких глаз и правильных черт лица. Пройдет, как проходит на свете все хорошее и все плохое. И, кстати, национальность угадывается тоже. Вполне определенная, в здешних краях весьма редкая.
Между тем на Воронова с его бойцами уже смотрели выжидательно, и офицер поневоле отвел взгляд от девушки, принялся высматривать старшего среди путешественников. Но четко сказать что-либо о конкретном человеке было нельзя. Прибывшие были окружены людьми, и никакой субординации, поневоле возникающей в любом обществе, на данный момент не просматривалось. Не иначе Борис был прав, и общие вопросы решались тут толпой, а практические – советом из трех человек, куда, кстати, входил и Борис. Видно, молодость пороком среди невольных бродяг не считалась.
– А вы откуда? Вас много? Далеко идти?
Вопросы посыпались одновременно, и не то чтобы ответить, даже разобрать многие в общем гаме оказалось немыслимым.
– Господа! Не все сразу! – голос Воронова приобрел командные нотки.
Шум стал стихать. Народ стоял, смотрел и ждал, кто – с надеждой, а кто – с уверенностью.
– Первое. Я – капитан Воронов. Заместитель начальника вооруженных сил и начальник штаба поселения Елабуга бывшего Хабаровского края. Почему штаб? У нас здесь бывает неспокойно, и в случае объявления тревоги мужское население ставится под ружье. Плюс – имеется постоянное подразделение, несущее охрану периметра и осуществляющее разведку. В данный момент я являюсь полномочным представителем нашего руководства. Раньше бы сказали: послом, но это уж чересчур, учитывая масштабы. Хабаровск, кстати, в противоположной стороне, однако двигаться туда не советую. Там не слишком спокойно, отдельные группировки воевали между собой, часто пытались предпринять вылазки против уцелевших окрестных сел.
Слушали капитана внимательно, а вот все ли понимали, здесь у Воронова имелись большие сомнения. На многих лицах лежала печать отсутствия интеллекта, если говорить очень мягко. Что еще ждать, когда народ вокруг молодой, никакого образования получить по понятным причинам не мог, может, дополнительно сказались какие-нибудь мутации или хотя бы последствия лучевой болезни, наконец, сама жизнь, где для выживания требовались не отвлеченные знания, а лишь сила да обычная удачливость? В Елабуге еще в самом начале эпопеи решили поддерживать культуру любой ценой, там, наоборот, люди постарше знали меньше, а молодежь едва не силой заставляли штудировать книги из небогатой сельской библиотеки да те, что сумели привести из экспедиций. Раз хороших учителей в деревне практически не было. Имелась надежда на возрождение человечества, пусть не прямо сейчас, а в некоем отдаленном будущем, и тогда станут необходимыми знания из физики и химии, уже не говоря про технику. И, разумеется, истории – обязана ведь она хотя бы раз кого-то чему-то научить. Плюс – кое-что удалось воплотить в жизнь. Ту же геотермальную электростанцию в придачу к построенным электростанциям ветряным. В условиях наступившей вечной зимы выжить человеческому обществу совсем без техники невозможно – в отличие от отдельного человека. А эти явно пошли по более простому пути и вот – проиграли игру с взбесившейся природой. Судя по коллективному поиску земли обетованной.
