Лудицкий однозначно не был, но раз капитан сам приказал…
– Но почему я? – Против остального Петр Ильич больше не возражал.
Попасться Командору ему решительно не хотелось. Единственная надежда – бывший телохранитель и хозяин не в курсе происшедшего. Разве бак вместо отдельной каюты – плохое свидетельство о невиновности экс-депутата? Но делать ЭТО самому…
– Чтобы учился. Учти, приказано без выстрелов.
Ноги Лудицкого едва не подкосились. Петр Ильич побелел и лишь каким-то чудом не брякнулся в обморок.
– Я… – продолжить Лудицкий не сумел. Едва ли не впервые в жизни подвел голос и не находилось слов.
– Если хочешь, можешь присоединиться к другой стороне, – предложил офицер.
В его холодных глазах Лудицкому почудилась смерть.
Подошли еще два десятка моряков. Так сказать, компаньоны Петра Ильича на новом поприще.
Чуть в стороне застучали топоры. Флибустьеры приступали к сооружению плотов.
Работа должна быть тяжелой. Небольшой абордажный топор – не самое лучшее средство для рубки деревьев. Однако Лудицкий остро завидовал судостроителям. Хоть толку от него на любой работе было немного, все лучше, чем…
– Пошли, – кивнул всем сразу Пуснель.
Объяснять матросам подробнее было не надо. Они привычно рассеялись по лесу, обходя группу заложников со всех сторон. Охрана индейцев была предупреждена и тоже включилась в предстоящую работу.
Пленники тесной группой лежали на небольшой поляне. При виде окруживших их матросов многие стали подниматься. Еще не до конца понимая цель визита, но уже чувствуя недоброе. Наверняка кое-кто решил, что моряки опять пришли позабавиться с женщинами. Вот только почему у всех сабли в руках?
Старик понял все. Ему стало очень больно, что он поддался на обман и помог убийцам выбраться из джунглей. Надо было завести их туда, откуда не смог бы выбраться ни один пришелец. Тогда убитые были бы отомщены. Надо было…
– Ваш капитан сказал… – Старик встал перед пиратами, словно в его силах было заслонить остальных от их горькой доли.
Договорить он не успел.
Пуснель резко замахнулся, и тяжелый клинок врубился в старческую плоть в районе плеча.
Вскрикнула какая-то женщина. Старик послушно упал. Жизнь не сразу покинула его, и какие-то мгновения сквозь боль он еще слышал стоны убиваемых людей.
А потом для него все стихло.
– Давай! – крикнул офицер.
Приказ относился ко всем, но взгляд Пуснеля задержался только на Лудицком. Холодный взгляд, в котором не было ни капли жалости.
Рукоятка сабли неудобно лежала в потной ладони. Сердце замирало, а потом начинало биться с такой силой, что шум стоял в ушах.
Лудицкий посмотрел на ближайших к нему индейцев. Пожилой мужчина показался слишком грозным. Молодая женщина смотрела так, что депутату захотелось убежать. Зато рядом оказался мальчик, и Петр Ильич обрушил свой удар на него.
Обрушил – сильно сказано. Мальчик успел вскинуть руки, и сабля ударила по ним. Слабо ударила, но на руках показалась кровь, а само оружие едва не выпало из рук Лудицкого.
– Кто так бьет? – Франсуа оттолкнул новичка и вонзил свой клинок в живот жертве. – Вот так надо! Понял?
На поляне творилось невообразимое. Кто-то из жертв метался, пытался избежать общей судьбы, другие принимали ее покорно, а флибустьеры с искаженными лицами кололи, рубили, добивали на земле…
– Оставьте кого-нибудь Пьеру! – рявкнул Пуснель.
Его послушались. Сразу двое подхватили какую-то молоденькую девушку и подтащили ее к депутату.
– В живот бей! В живот! – азартно крикнул Франсуа.
Лудицкий старательно ткнул саблей. Клинок едва вошел в плоть. Девушка дернулась, однако пираты держали ее за руки, и у нее не было возможности даже схватиться за рану.
– Сильнее!
Экс-депутату показалось, что сейчас ударят его самого. Страх придал сил. Рука сама дернулась, вонзила саблю на добрую ладонь, и жертва поневоле вскрикнула.
Ее расширенные от боли и ужаса глаза смотрели на депутата, и, чтобы избежать этого пронзительного взгляда, Лудицкий рубанул жертву по голове.
Пираты отпрянули в стороны. Петр Ильич бил настолько неумело, что едва не задел своих ассистентов.
Лудицкий был уверен, что голова девушки расколется, лопнет, однако ничего подобного не произошло. Лишь густо полилась кровь, залила половину лица. Даже освободившиеся руки девушка прижала к животу, а не к новой ране.
– Эх, – неодобрительно крякнул Франсуа.
Девушка согнулась, упала на колени, однако, к изумлению Лудицкого, еще жила.
– Оттяни ей голову и по горлу, – приказал Пуснель.
Остальные заложники уже затихли, и теперь все внимание пиратов переключилось на их нового товарища.
– Ну! – повелительно выкрикнул офицер.
Лудицкий вздрогнул от крика и покорно схватил девушку за волосы.
Раньше на него никто никогда не кричал…
Ребенок был сморщенный и такой маленький, что было страшно взять его в руки. Сейчас он спал, и женщины молча смотрели на это чудо природы. Они не слышали ни стуков топоров, ни отдаленных криков. А если что-то проникало в их сознание, то сопровождалось мыслью: «Как бы не разбудили!»
Потом уголки рта младенца поползли вниз, и он попытался закричать. Крика сразу не получилось, но младенец проявил настойчивость.
Со второго раза вырвалось классическое «уа». Женщинам на миг показалось, будто младенец от радости – получилось же! – на мгновение улыбнулся. Только улыбка была недолгой.
– Что случилось, маленький?
Как будто ребенок мог ответить на вопрос, задаваемый ему на трех языках!
– Может, кушать хочет? – с какой-то несвойственной робостью предположила Мэри.
Сейчас она совсем не походила на предводителя пиратов. Черты лица стали мягче, утратили надменность, а глаза лучились так, словно младенец принадлежал исключительно ей.
– Конечно, – согласилась Юля, предварительно успев проверить тряпки, в которые был закутан младенец.
Импровизированные пеленки были сухими. Пока.
Ребенка передали Наташе, и плач действительно смолк.
Четыре пленницы помещались за кустами так, что со всех сторон были укрыты от мужчин. Их почти не охраняли. Только двое моряков оставались по другую сторону растительной ограды. Да и те за женщинами не следили.
Убегать было бесполезно. Куда, когда вокруг сплошной лес? Поэтому охране больше приходилось следить за тем, чтобы за кусты не пытались пролезть моряки.
Не похоти ради. Призрак Командора отпугивал любого. Но кое-кому хотелось взглянуть на младенца. Сердце ведь тоже черствеет не у всех.
