Жаль, друг Лефорт умер. Он бы смог посоветовать, как лучше поступить в такой ситуации. Не в силах решить сам, Петр собрал на вечер совет из самых приближенных людей. Головин, Шеин, Ромодановский, Стрешнев, Лев Нарышкин, Алексашка…
Долго судили и рядили, но к решению прийти не могли. Шутка ли – обрушиться на шведов! При Алексее Михайловиче попробовали, да так, что надолго оказались сыты.
Стрешнев и Нарышкин предложили позвать Кабанова, которого весьма уважали за победы над турками. Оба ближних боярина не знали, почему Командор вдруг впал в опалу.
Но если подумать, то вроде бы он был прав. Предупреждал насчет Августа, и вон как оно все обернулось!
– Чем он занимается? – спросил самодержец у Ромодановского.
– Солдат учит, – вздохнув, отозвался князь-кесарь.
Глава Преображенского приказа по просьбе Петра следил за опальным генералом. Вдруг задумает бунт?
– А еще?
– Больше ничего. Целыми днями гоняет. Репнин не даст соврать. И своих егерей, и рекрутские полки, и даже моряков к себе вытребовал. Тоже гоняет. Говорит, каждый русский воин один должен троих стоить.
– Послать? – предложил Меншиков, как всегда остро чувствующий, куда ветер дует.
– Обожди пока. – Петр еще до конца не решил: прощать Командора или пока подождать? Он, конечно, вояка хороший, но очень уж много воли себе дает…
– Вы не считаете, что нам хотя бы надо поговорить?
Баронет старался выглядеть невозмутимым, но порою в глазах проскальзывало нечто жалобное, как у нищего, просящего кусок хлеба.
Кто был действительно невозмутимым, так это Мэри. Женщина сидела в кресле с видом правящей королевы, и если бросала порой взгляды на своего супруга, то с высокомерной скукой, словно спрашивая: он что, еще не ушел?
– Раз вы так считаете, то я слушаю, – тон походил на русскую пасмурную зимнюю ночь. Ни проблеска света, ни капельки тепла.
Прозвучавший в голосе холод бросил баронета в жаркий гнев. Такого отношения к себе он не прощал никому. Захотелось схватить женщину, по-звериному, грубо и зло, насытиться ее телом, не обращая внимания на возможные жалобы и мольбы.
Да и разве она не законная супруга?
Из горла баронета вырвалось звериное рычание. Он в два шага преодолел разделяющее их расстояние и застыл, упершись во взгляд молодой леди.
Нет, Пита не остановило бы сопротивление, хотя он краем уха слышал кое-какие намеки о прошлом своей жены. Страх только раззадорил бы адмирала. Любая просьба оставила бы равнодушным. Но в прекрасных глазах не было ни страха, ни гнева. Лишь одно всеобъемлющее презрение, настолько глубокое, что сделать последний шаг оказалось невозможным.
Пропал не гнев – напрочь пропало желание.
Видеть этот взгляд было невмоготу. Баронет отвернулся, подошел к окну и сделал вид, словно разглядывает пейзаж за ним.
На что там смотреть?! Ночью выпала какая-то снежная крупа и теперь густо лежала прямо на грязи, чуть-чуть подтаивая, увеличивая и без того немалое количество воды.
И тут зима! Или почти зима.
– Надеюсь, леди, вы хотя бы объясните свое поведение? – Пит приложил максимум усилий, чтобы голос звучал как можно более бесстрастно.
– Что я вам должна объяснять?
– Как? – Баронет вновь чуть не задохнулся от возмущения. – Вы считаете, будто это нормально?
– А на что вы рассчитывали? – в свою очередь спросила женщина. – Я обещала выйти за вас замуж. Я выполнила свое обещание. А больше, дорогой баронет, я вам не обещала ничего.
Это было слишком! Баронет с силой ударил кулаком в стену, отбил руку, почти не почувствовав этого, и выскочил прочь. Нельзя терпеть издевательство до бесконечности. Джентльмен тоже мужчина.
Но леди Мэри это совсем не задевало. Даже чуть развеселило, и вошедший в комнату отец застал свою дочь улыбающейся.
– Куда так выскочил любезный баронет? – поинтересовался лорд. – Словно за ним гонятся… – следующее слово он из приличия говорить не стал.
– К себе домой, наверное. Может – в Таганрог. Или Воронеж. Я не интересовалась.
Лорд Эдуард сумел скрыть нарождающуюся улыбку.
– Все-таки к собственному мужу надо хоть порой проявлять снисходительность. О вас уже такое говорят в Англии!
– До Англии далеко. – Женщина стала серьезной.
– Но мы все равно не должны забывать о ней, – важно изрек лорд.
Подобно баронету, он встал у окна и задумчиво принялся изучать природу по ту сторону стекла.
– Что-то случилось? – Мэри внимательно наблюдала за отцом.
– Нет, что ты! Просто я иногда думаю: не пора ли мне на покой? Всю жизнь занимаюсь делами. Надо же когда-нибудь отдохнуть!
С некоторым удивлением Мэри обратила внимание, что ее отец действительно выглядел постаревшим. Или это накопилась усталость вкупе с дурной погодой?
Она встала, подошла к лорду и утешающе положила руку на его плечо.
– Если хочешь, вернемся. – О муже не было сказано ни слова.
Эдуард вздохнул. Он сам пока не знал, хочет оставаться на посту или обосноваться в своем поместье. Если бы удалось уговорить Командора, то наверняка второе было бы более предпочтительнее. Таких дел можно было бы наворотить! Ведь явно бывшие флибустьеры продают далеко не все. Кое-что придерживают по понятным причинам для себя.
– Командор впал в опалу, – сообщил лорд.
– Как? Когда? – Опала частенько влекла за собой смерть и в Англии, и в России.
– Вскоре после нашей с ним встречи, – признался Эдуард.
Сам он тоже узнал о случившемся далеко не сразу. Кабанов-Санглиер появлялся при дворе достаточно редко, и его отсутствие не бросалось в глаза. Даже причину случившегося выяснить не удалось. Никто толком ничего не знал, и лорд, поразмыслив, пришел к выводу, что дело в норове Командора. Наверняка просто попал к царю под горячую руку, а уступать не захотел.
Хорошо, обошлось без особых последствий. Чины, должности, имения – все осталось при нем. Разве в Москву въезд запретили. Значит, царь понимает: терять такого подданного нельзя.
Мэри же чисто по-женски прежде вздохнула с облегчением. Не пренебрег, просто не смог под гнетом обстоятельств.
– Его сослали? – ничего более страшного Мэри не заподозрила. Просто потому, что иначе события в государстве стали бы развиваться иначе. Тут же столько бывших соплавателей легендарного флибустьера! Они бы как-нибудь попытались помочь предводителю. А еще есть нынешние солдаты, которых Командор водил на штурм Кафы и Керчи.
Лорд Эдуард рассказал, что знал. Включая категорическое предписание царя – в Москву Командора не впускать.
Он обратил внимание, как загорелись глаза дочери. Зная же ее характер, поневоле стал прикидывать, как лучше помешать тому, до чего Мэри рано или поздно додумается.
