— У одного в руках был кастет, а у другого нож, — напомнила
она, — и это было нелегко. Но вы молодец Муслим, я за вас рада.
— А вы сами действительно работаете… — он оглянулся по
сторонам, — вы сами знаете где…
— Да, — улыбнулась она, — работаю. И не вижу в этом ничего
особенного. Я подполковник Комитета государственной безопасности, если это вас
так интересует.
— Извините. — Он почувствовал себя совсем неловко. Разница в
званиях была достаточно большой. Подполковником он может стать лет через десять
или пятнадцать, если решит остаться в армии или пойти работать в милицию.
— Вы женаты? — неожиданно спросила она, глядя ему в глаза.
— Нет. — Он смутился окончательно. Даже немного покраснел.
Она хлопнула ладонью по стойке бара.
— Вы умеете еще краснеть. Какая прелесть. Неужели вы,
общаясь с девушками в своем «люксе», тоже краснеете?
— Откуда вы знаете?.. — Он даже не понял, что именно хочет
спросить, чем закончить свою фразу. «Про девушек» или про «люкс». Но он понял,
что любой вопрос покажется наивным и глупым.
— Да, — кивнула она, — мне нетрудно было узнать, куда вы
отправились с этими двумя дурочками. И где вы остановились. А сейчас они,
наверно, вас ждут. И вы в душе проклинаете меня за то, что я здесь вас
задержала.
— Нет, — возразил он внезапно пересохшими губами, — нет, не
проклинаю. Мне даже интересно. — Он опять немного покраснел.
— Мне нравится ваше сочетание некоторого хамства с вашей
застенчивостью, — усмехнулась она. — Интересно, вы всегда так себя ведете или
только со мной?
— Не всегда, — возразил он глухим голосом, — но я еще вчера
увидел, какая вы красивая женщина. Когда вы сюда вошли…
— И поэтому бросились защищать более молодых девочек,
рассчитывая увести их к себе в «люкс»? — добродушно осведомилась она. — Ко мне
на защиту вы не бросились.
— Вам защита не требовалась, — возразил он. — Как только они
вошли, я все понял. Вы не тот человек, к которому можно просто так подойти. И
эти подонки тоже все поняли. Или почувствовали. В вас есть какая-то внутренняя
сила. Вас не нужно было защищать.
— Интересное наблюдение, — криво усмехнулась она, — даже не
знаю, как принимать. Как комплимент или как оскорбление. А если вы вчера
обратили на меня внимание, то почему не предложили мне подняться в ваш «люкс»,
а устроили драку за этих девочек? Молчите? Нечего сказать?
— Я бы не смог к вам подойти, — тихо признался Муслим, — и
не потому, что вы намного старше меня. Вы не та женщина, к которой можно просто
так подойти.
— Наверно, мне должно быть обидно, — задумчиво произнесла
она, — а может, наоборот, приятно. Не знаю. Первый раз не знаю, как реагировать
на слова молодого человека. И не нужно говорить, что я намного старше вас.
Только на десять лет, господин Сафаров. Мне тридцать четыре года. Будет
тридцать четыре только в ноябре. Интересно, кто вы по гороскопу. Давайте
угадаем. Импульсивный, энергичный, готовый сражаться до конца, бесхитростный,
умеющий краснеть. И не желающий признавать даже свои ошибки. Вы Овен или Лев по
гороскопу?
— Я родился в середине апреля, — ответил он. — Даже не знаю,
какой это знак гороскопа?
— Овен, — кивнула она улыбнувшись, — первый знак всех
восточных гороскопов. А какой год?
— Пятьдесят шестой. Кажется, год Обезьяны, мне кто-то об
этом говорил.
— Как интересно. — Она придвинулась к нему чуть ближе. —
Значит, этот год Обезьяны — и это ваш год. Он бывает один раз в двенадцать лет.
Хотя я должна была догадаться. Вам двадцать четыре. Значит, все так и должно
быть.
— Что? — не понял Муслим.
— Кармический год. Не обращайте на меня внимания. Меня
научили этим глупостям во Франции, где я работала два года. Не обязательно
верить в эту дребедень, тем более что вы наверняка комсомолец.
— Я и не очень верю, — признался Муслим.
— И напрасно, — неожиданно сказала она, — иногда в жизни
происходят невероятные вещи. Различные чудеса. Вот скажите мне: в какое чудо вы
можете поверить? Прямо сейчас, здесь. Чтобы это было достаточно реальное чудо.
Я не говорю о том, что вы превратитесь в лягушку или станете директором
гостиницы. Но реальное чудо. У вас может быть такая мечта?
Он чувствовал запах ее парфюма. Видел ее колени, совсем
рядом с собой. И неожиданно понял, что именно ему хочется сказать. И тогда он
произнес:
— Да, может. Я могу, например, пожелать, чтобы вы поднялись
вместе со мной в наш «люкс». И я тогда всех оттуда выгоню. — Он с трудом
перевел дыхание, настолько трудно ему было выдавить эти слова. Но он их
произнес.
— Это не чудо, — сказала она улыбнувшись, — но выгонять из
вашего «люкса» никого не нужно. Хотя бы потому, что он прослушивается и ваши
друзья не должны ничего знать. Пойдемте за мной.
Все остальное было словно во сне. Он поднялся и пошел следом
за ней. Они вошли в лифт, поднялись на четвертый этаж, она достала какой-то
ключ. Они долго шли по коридору. Затем она открыла дверь, пропустила его
первым, затем вошла в комнату, закрыла дверь и взглянула на Муслима.
— Согласно наложению двух гороскопов, — сказала она с
непонятным выражением лица, — вы не просто Овен и не просто Обезьяна. Такое
совмещение называют гориллой. Дикой обезьяной, которая не останавливается ни
перед чем. Покажите мне, какая вы горилла.
И она шагнула к нему первой. Потом он почувствовал на себе
ее требовательные руки, потом она сама сбрасывала с себя одежду. Он впервые в
жизни увидел такие колготки, которые были на ней. Очевидно, она привезла их
тоже из Франции, вместе с опытом сексуальных встреч. Потом они рухнули на
постель.
Это был самый запоминающийся вечер в его жизни. Многое из
того, что она умела и знала, он видел впервые. Многого он вообще себе не
представлял. Казалось, что она просто не может успокоиться. И арсенал ее
приемов и средств был поистине впечатляющим.
Он забыл о времени, о Валере, который беспокоился по поводу
его отсутствия, о двух девушках, оставшихся в их «люксе». Он забыл в этот вечер
обо всем на свете. И помнил только изгибы ее тела и невероятный аромат ее
парфюма.
— Как вас зовут? — спросил он во время одного из перерывов.
— Ты мог бы обращаться ко мне уже на «ты», — улыбнулась она.
— Ты… вы… черт побери, не получается, как тебя зовут?
— Марина. Марина Борисовна, если ты захочешь обращаться ко
мне по имени-отчеству, — рассмеялась она.
— Ты не боишься, что нас могут увидеть или услышать? —
спросил он.
— Здесь не услышат, — уверенно ответила она, — этот номер не
прослушивается.
