– Товарищ майор, а вы этого капитана милицейского раньше не встречали?
Вспоминая, я прикрыл глаза. Вроде бы не встречался…
– Нет. А что? Что-то не так?
– Не знаю, товарищ майор. Такое чувство, что я его уже несколько раз видел. Даже из машины вышел, якобы девушкой заинтересовавшись, чтобы его рассмотреть получше. А вспомнить не могу!
– Ну мало ли где ты с ним столкнуться мог? Коллеги все-таки… Но ты вечером все равно это в отчете отобрази, мало ли?
– Да я понимаю, что нужно будет писать об этом, – сержант досадливо дернул плечом. – Просто самому вспомнить хочется, а не получается…
Краем глаза косясь на замолчавшего парня, я задумался. Вот тебе и «водятел», одинаковый во все времена! Получается, что этого молодого парня что-то насторожило в этой парочке, а я всякую ерунду думал. Но милиционера этого я точно не видел раньше… или просто не помню? Блин. Паранойя какая-то! Мне что теперь, от каждого шороха вздрагивать? Да мало ли где мы с ним могли столкнуться? Да и ошибиться мой сержант мог… Да и сержант ли он? В очередной раз покосившись на «шефа», я вздохнул. Да ну его на фиг! Лучше о предстоящей встрече с Львом Захаровичем подумаю. Тем более почти приехали!
Приемная Мехлиса меня поразила своими размерами. Приемная Лаврентия Павловича просто «отдыхала»! Ждать «допуска к телу» в ней могли одновременно двадцать человек, именно столько удобных стульев стояло вдоль стены. У другой, ближе к двери, ведущей в сам кабинет, стоял большой г-образный стол, заставленный десятком телефонных аппаратов, а у стены за ним небольшой шкаф с какими-то бумагами и узкая вешалка рядом с еще одной дверью. Перед окном большой деревянный ящик с каким-то широколистным цветком. Почему-то при виде его в мыслях промелькнул фикус, но так как фикусов я никогда не видел, то и уверенности в своей правоте никакой не было. На стене напротив ряда стульев, были закреплены большие бронзовые часы. Пока я осматривался, из-за стола поднялся невысокий чернявый капитан невозможно официального вида.
– Здравия желаю, товарищ майор. Вам назначено?
– Здравия желаю! Да, товарищ капитан. Я майор Стасов. Меня пригласил товарищ Мехлис сегодня к 13 часам.
– Да, да. Действительно. Но вам придется немного подождать, – капитан дружелюбно улыбнулся. Сразу став не таким официальным. – Вы пришли немного пораньше. Пока разденьтесь, в шинели и шапке вам будет жарковато.
Мысленно согласившись с капитаном, я повесил шинель на вешалку и положил шапку на верхнюю полку. А вот с ремнем и пистолетом получился небольшой затык: не мог сообразить – как быть с ними? Цеплять поверх кителя глупо, а оставлять вместе с шинелью вообще ни в какие рамки не лезет. Заметив мое затруднение, капитан предложил:
– Товарищ майор. Давайте я оружие к себе в стол уберу, – и приняв у меня кобуру с тэтэшкой, обмотанную ремнем, убрал ее в глубь своего стола.
Так как до назначенного времени оставалось еще минут пятнадцать, я поудобнее устроился на одном из стульев и с интересом стал наблюдать за работой секретаря Льва Захаровича. Еще в прошлой жизни, если так можно говорить, мне довелось не раз посидеть в разных приемных. Да и здесь, уже будучи офицером ГБ, немало секретарей повидал. Так вот. Капитан Благов за работой мне понравился. За время, проведенное мной в приемной, он ответил на добрый десяток звонков, несколько совершил сам, постоянно отмечал что-то в бумагах, которые то доставал из шкафа за своей спиной, то просто из стола. При этом все телефонные переговоры он проводил ровным доброжелательным тоном, даже когда передавал какие-то распоряжения «вниз», не позволяя промелькнуть в голосе даже намеку на барственность, чем грешат многие секретари. Сколько себя помню, меня всегда привлекала работа профессионала, и неважно, в каком деле. Истинного профи видно всегда, и Благов был именно профи. А что меня особенно в нем удивило, так это отсутствие на кителе каких-либо наград – только три нашивки за ранения: две золотистых и одна красная. Я уже привык к тому, что штабные офицеры сплошь и рядом сверкают орденами-медалями, а тут такой контраст. Пока я размышлял о нем, Благов взял со стола толстую красную папку, положил в нее пару каких-то бумаг, окинул взглядом стол, встал и направился в кабинет начальника. Глянув на наручные часы, я увидел, что уже без двух минут час. Ровно через минуту дверь снова открылась и вышедший секретарь, слегка придерживая дверь, предложил:
– Можете войти, товарищ майор. Товарищ Мехлис ждет вас.
А кабинет Льва Захаровича меня поразил! Я ожидал увидеть что-то монументально-огромное, а оказалось… Кабинет был ненамного больше приемной, большую его часть занимал т-образный стол, покрытый вездесущим зеленым сукном, с приставленными к нему стульями, на котором стояло два подноса с графинами, наполненными водой и стаканами. Вдоль одной из стен стояло несколько книжных шкафов, у окна, ближе к главной части стола, стояли небольшой диван и здоровенный сейф. На рабочей части стола стояли три телефона, большой канцелярский набор из черного мрамора и красивая настольная лампа с зеленым абажуром, украшенным золотой тесьмой.
Лев Захарович встретил меня почти у самых дверей. С добродушной улыбкой пожал руку и предложил устраиваться поближе и поудобней. Сев на свое место он вызвал секретаря и попросил принести нам чаю, добавив, что с чайком разговаривается гораздо лучше, чем без него. Что удивительно, секретарь вернулся уже через пару минут. Он поставил передо мной поднос, на котором были два белых, фарфоровых чайника с кипятком и заваркой, два стакана в красивых серебряных подстаканниках с серебряными же ложечками внутри, две вазочки – одна с печеньем, а другая с каким-то вареньем.
– Не стесняйся, Андрей, наливай чай. Не в первый же раз чаевничаем, – Мехлис усмехнулся. – На юге, помнится, ты посмелее был. Неужто так изменился?
– Да нет, Лев Захарович, – я пожал плечами. – Просто…
– Ладно, ладно… Понимаю. Думаешь все люди меняются, и мало ли как я себя поведу? – Мехлис усмехнулся. – К людям, которым я верю, я отношусь всегда одинаково. А ты не давал повода переменить мнение о тебе. Так что, все по-прежнему, Андрей.
Пока пили чай и разговаривали обо всякой ерунде, я расслабился и почувствовал себя так, как будто снова мы на Украине сидим за вечерним чаем и ведем неспешную беседу о будущем и прошлом. Видимо, Лев Захарович своей встречей и добивался от меня такого состояния, потому что отставил стакан в сторону и, пристально посмотрев на меня, спросил:
– Скажи мне одну вещь. Как ты относишься к политработникам вообще и армейским в частности? Ты же сталкивался и с теми и с теми.
Поняв, что начинается серьезный разговор, я отставил стакан и вздохнул. По старой памяти я знал, что Мехлис любит, когда ему говоришь правду, то, что ты действительно думаешь, а не то, предпочитают услышать многие начальники. Ну что же, будем говорить правду!
– Плохо, Лев Захарович. Я же уже говорил вам об этом.
– Говорил, Андрей. И даже писал об этом, – Мехлис покосился на папку, лежащую слева от него. – И за прошедшее время твое мнение не изменилось?
