Он вынул из внутреннего кармана узкий черный кожаный футляр, открыл его и вырвал полоску голубой бумаги, потом извлек на свет миниатюрную авторучку, положил листок на ближний к нему край стола и начал писать. Убрав футляр и ручку, он перегнулся и послал порхающий листок на стол перед Вульфом со словами:
– Вот здесь десять тысяч долларов. Теперь я тоже ваш клиент или во всяком случае моя фирма. Если этого мало, скажите.
Вульф дотянулся до чека, разорвал его пополам, потом еще и еще, потом нагнулся и выбросил клочки в мусорную корзину. Разогнувшись, он проговорил:
– Послушайте, мистер Хири. Я вообще не отличаюсь вежливостью, когда мне мешают спокойно переваривать пищу. А вы как будто нарочно испытываете мое терпение. Думаю, вам лучше уйти.
Провались я на этом месте, если Хири в эту минуту не посмотрел в мою сторону. Желая уберечь его от новых разочарований – на случай, если он снова предложит мне двадцатку, а то и сотню за помощь в восстановлении дипломатических отношений с Вульфом, а мне снова придется огорчить его отказом, – и считая, что и я тоже вправе внести свою лепту в задуманную Вульфом экзекуцию, я поймал его взгляд и заметил:
– Когда вы действительно надумаете уходить, то имейте в виду, что здесь у нас прямо за домом есть небольшой, но очень уютный дворик, это на случай, если вы все еще ищете более подходящее место…
И тут он разразился хохотом – настоящим, хорошим, от души. Потом он сделал небольшую паузу, которой едва хватило, чтобы проговорить: «Ну и парочка!», и снова закатился. Мы сидели и смотрели на него. Насмеявшись вдоволь, он вынул сложенный носовой платок, несколько раз прокашлялся и снова посерьезнел.
– Ладно, – проговорил он, – сейчас я расскажу вам, в чем дело.
– Мне и так известно, в чем здесь дело, – Вульф был надменно любезен.
– Да нет… Я начал не с того конца, что ж, попытаюсь с другого. Конечно, «ЛБА» сильно рискует во всей этой истории, но я еще больше. Если конкурс взорвется прямо мне в лицо, то мне, может, уже не выжить. Так что, вы готовы меня выслушать?
Вульф откинулся назад, глаза его были закрыты.
– Я слушаю, – пробормотал он.
– Я хочу рассказать вам, с чего все началось. Я основал свое дело двадцать лет назад, начал почти с нуля. Я работал как одержимый, но мне и везло, и самым моим крупным везением оказалось то, что мне удалось заинтересовать одного человека по имени Липперт, он был специалистом по рекламе. Их фирма тогда называлась «Макдейд и Липперт». У меня был хороший товар, а Липперт был не просто хорошим специалистом, это был гений в своем деле, и через десять лет моя компания стала по объему продаж ведущей в отрасли. Это было сенсацией. Потом Липперт умер. Пару лет мы еще по инерции продержались, затем дела стали идти все хуже и хуже. Нет, не то чтобы совсем плохо, у нас были даже и взлеты, но в основном все-таки спады. У меня по-прежнему была хорошая организация и хорошие товары, но не было больше Липперта, и в этом-то и заключался секрет.
Он посмотрел на свой сложенный платок, как бы недоумевая, зачем он здесь, и сунул его в карман.
– В 1950 году люди из «ЛБА» предложили несколько названий для моей новой продукции, которую мы как раз собирались запускать в производство, и из этого списка я взял «Пур амур». Только позднее я узнал, что это название придумал один молодой человек по имени Луис Далманн, который не так давно начал работать в их фирме. Вы вообще представляете себе, в какие игры играют в этих рекламных агентствах?
– Нет.
– Очень жесткие игры, особенно в крупных фирмах. Те, кому повезло, кто уже забрался наверх, основную часть времени посвящают тому, чтобы пинать ногами соперников, желающих тоже вскарабкаться повыше и потеснить их на верхушке. Конечно, такие игры происходят повсюду, такова уж человеческая природа, но в рекламных агентствах, пожалуй, похуже всего, я имею в виду крупные агентства. Мне понадобилось целых два года, чтобы выяснить, кто придумал это название, «Пур амур», и еще год, прежде чем Далманну разрешили контактировать со мной напрямую. К этому времени он уже так о себе возомнил, что с ним стало очень трудно ладить. О нем было очень много разговоров, может, вы даже что-то слышали?
– Нет.
– Его нельзя было назвать особенно приятным человеком. Он был большим нахалом, и если он считал, что вы последний идиот, то он так вам и говорил, но у него были настоящие мозги, а мозги ничем не заменишь, особенно такие, как у него… Я не хочу сказать, что у Оливера Баффа, или Пэта О'Гарро, или Вернона Ассы совсем нет мозгов. У Баффа, например, есть реальные достоинства. Он хороший глава фирмы. Он учился у самого Липперта, и тот знал, на что он годится. Сейчас он старший партнер фирмы. Составить главам какой-нибудь крупной национальной корпорации план очередной тоскливой кампании – здесь он не хуже других и даже лучше многих, но ведь такой подход к рекламе еще никогда не помогал в продаже косметики и вряд ли когда-нибудь поможет… Уже много лет я являюсь одним из крупнейших заказчиков этой фирмы, и ни разу за все это время он не придумал сам ничего такого, за что не жалко было бы заплатить даже десять центов.
Хири повернул руку ладонью вверх.
– Теперь Пэт О'Гарро… Он так же разбирается в рекламе, которая мне нужна, как я в санскрите, но это большой дока по части продажи. Клянусь, он способен продать грелку человеку, идущему прямо в ад. И основными своими заказами «ЛБА» обязана именно ему, и крупными, и мелкими… Но мне-то что с того, в мой карман от этого ничего не попадает. Мне ведь не нужен человек, который умеет выгодно продать «ЛБА», мне надо, чтобы все прилавки, от Бостона до Лос-Анджелеса, от Нового Орлеана до Чикаго, были завалены моими товарами, а О'Гарро явно не тот человек. И Берн Асса тоже. Он начал как копировщик, и здесь он блистал. Теперь он приобрел солидную репутацию, стал компаньоном фирмы, и О'Гарро, конечно, тоже… В те годы, после смерти Липперта, я много присматривался к Верну, изучал его работы, и должен признать, там есть настоящее качество, но чего-то ему всегда не хватало, того класса, который был у старины Липперта. Здесь дело не только в словах, прежде чем придумать какие-то слова, должна быть идея, а у «ЛБА» не было ни одной хоть мало-мальски стоящей идеи, пока там не появился Луис Далманн.
Он покачал головой.
– Я уже думал, что все мои заботы позади и теперь все пойдет на лад. Должен признаться, что он не был мне особенно симпатичен, но ведь вокруг полно симпатичных людей. Он был молод, через год он стал бы компаньоном фирмы – он мог заставить их принять его, нравилось им это или не нравилось, – а потом, глядишь, и главой… И он по-настоящему интересовался моими делами, ему это просто нравилось. Теперь он умер, и мне больше нечего делать с «ЛБА». Я уже все решил, с «ЛБА» покончено, но прежде надо довести до конца этот чертов конкурс. Сегодня утром, когда они предложили обратиться к вам, я как-то еще был не совсем в своей тарелке и сказал, чтобы они действовали. Но в данной ситуации, особенно если учесть, что я все равно уже решил окончательно порвать с ними, как только все это наладится, не вижу смысла, чтобы вашим клиентом оставалась «ЛБА». Ведь в любом случае вы получите мои деньги. Так что, порвав мой чек, вы немного поспешили.
