Мистер Брант также вызвал эксперта, который подтвердил, что купюры из представленного обвинением бумажника фальшивые. После этого прокурор сел на свое место.
У защиты свидетелей не было.
После этого были произнесены заключительные речи.
Молодой мистер Брант заикался и запинался с четверть часа и, учитывая недостаток имеющегося в его распоряжении материала, проявил похвальную целеустремленность, но его выступление осталось в тени речи адвоката Сигала, которая достойна того, чтобы быть приведенной полностью:
— Если позволит ваша честь, господин председатель, и господа присяжные: не имея никакого намерения быть легкомысленным, я только могу заявить, что, после того как я рассмотрел представленные доказательства и после того как убедился, что доказательств, заслуживающих, чтобы о них говорили, нет, мне нечего сказать.
Через пять минут, не покидая отведенного для них места, присяжные вынесли вердикт «не виновен», и Джон Ноултон стал свободным человеком.
Лиля первой к нему подбежала, но и Странные Рыцари не намного отстали, и Джон Ноултон оказался в центре группы взволнованных, смеющихся лиц, полных доброжелательности и дружбы, а одно из них светилось любовью.
Левой рукой он обнимал за плечи Лилю, а правой по очереди пожимал руки Странных Рыцарей, но его губы хранили молчание. В этот момент и перед всеми этими людьми он просто не мог решиться заговорить.
— Я была так напугана, — повторяла Лиля. — О, я была так напугана!
— Ба! — воскликнул Дюмэн. — Отшего бы это, мадам?
Щеки Лили сильно покраснели, и Дрискол, увидев это, озорно заметил:
— Да, миссис Ноултон, это звучит отнюдь не как похвала нам.
— О! — беспомощно выдохнула Лиля, а ее щеки сделались пунцовыми.
— А где старина Сигал? — спросил Догерти. — Я хочу пригласить его на наш ужин сегодня вечером. Где он…
Что это? Смотрите!
Он взволнованно указал на происходящее по другую сторону зала. Все повернулись и увидели, что Билли Шерман выходит из зала суда в сопровождении двух полицейских.
— Возможно, это его друзья, — предположил Бут.
— Не-ет, — протянул Дрискол, — похоже, тут дело в маленьком проколе в его свидетельских показаниях.
Вроде это называется нарушением клятвы говорить в суде только правду.
В это время к ним приблизился Сигал.
— Давайте расходиться, — весело сказал он, — они собираются очистить помещение. И я полагаю, вы будете рады уйти в полном составе. А между прочим, видели нашего друга Шермана? Похоже, у него самого маленькие неприятности. Его только что арестовали.
— За что бы это? — спросил Бут. — Нарушение клятвы? Они времени зря не теряют.
— Нет. Дело в другом. Это старые делишки. Ребята, которые нацепили на него браслеты, не из охраны суда.
Не слышал точно, что они сказали, но, если судить по выражению лица Шермана, я бы не удивился, если бы это было обвинение в убийстве. Удачно мы его прихватили, а?
Они вышли из зала суда и столпились в коридоре.
— Ладно, забудем о нем, — махнул рукой Дрискол. — Он бы все равно рано или поздно свое получил. Давайте, пошли отсюда.
Они спустились по лестнице и вышли на улицу, гомоня и смеясь, все еще возбужденные и не отошедшие от напряженной и беспокойной атмосферы в зале суда.
У тротуара стояли три больших серых лимузина. Догерти вышел вперед и тоном главнокомандующего перед войсками возвестил:
— А теперь мы должны разделиться.
Он указал на первый из лимузинов:
— Дюмэн, сядешь в эту машину вместе с Ноултоном и поедешь к нему домой. Он там найдет все необходимое. Не беспокойтесь, миссис Ноултон, это займет час или два. Дрискол, ты вместе с миссис Ноултон поедешь на Сто четвертую улицу и заберешь ее чемоданы и все вещи. Остальные поедут со мной. И помните: в шесть часов у Дюмэна. Не позже. Ну, в путь, ребята!
— Но что… — начал было Ноултон.
— Слушай сюда, — сурово оборвал его Догерти. — Ты собираешься подчиняться приказам или нет? Миссис Ноултон скоро научит тебя дисциплине. А сегодня наша очередь.
Ноултон с притворным испугом повернулся к Лиле, прикоснулся к ее руке и печально сказал: «Au revoir»
[8]
.
Потом он залез в машину к Дюмэну.
— Ну вот и отлично, — сказал Догерти. — А теперь поехали, миссис Ноултон. Дрискол, помоги леди сесть.
Поехали с нами, Сигал. Что? Нет, давай садись! Все готовы, ребята? Тогда вперед! Помните — в шесть часов!
Глава 18
На запад!
Стол, на белоснежной скатерти которого стояла серебряная посуда, был окружен восемью роскошными стульями с украшенными вышивкой сиденьями. Прислуживали четверо крошечных швейцарских официантов с внимательными глазами и неслышной поступью. Повсюду были розы — на буфете, в вазах и на столе, над дверью, красные и белые. Свечи — сотни свечей — везде, где для них был хоть дюйм свободного пространства.
Все это приготовил Дрискол, он старался устроить настоящий праздничный ужин в честь мистера и миссис Ноултон в доме на Западной Двадцать первой улице, где мы уже дважды бывали.
После продолжительных споров между Странными Рыцарями, каждый из которых надеялся быть удостоенным этой чести, Лиля вошла в обеденный зал под руку с Сигалом. Споры грозили затянуться до обеда, когда вошел Сигал и предложил свои услуги, и эта просьба была охотно удовлетворена.
Пьер Дюмэн, как хозяин, сидел во главе стола на одном конце, Ноултон — на другом. Между Догерти и Дрисколом пристроилась Лиля, напротив — Бут, Дженнингс и Сигал.
— Какой стыд! — воскликнула девушка. — Я так переволновалась, что ничего не хочу есть.
— Вот такие они, женщины! — прокомментировал Дрискол. — Два месяца ты была собранной и холодной, как глыба льда, — когда на тебя обрушилось столько неприятностей, что можно было вывести из строя целую армию. А сейчас, когда все позади и вы на пороге многолетней беспросветной семейной скуки, ты так распереживалась, что потеряла аппетит!
— В моей жизни не было дня труднее, — объявил Догерти, — и я голоден как волк. Как там говорят поэты, Дрискол? Я не жених и не могу есть розы.
Тут его прервал главный распорядитель церемонии, и все хором заговорили в ожидании супа.
Не было на свете компании веселее. Сначала Лиля немного смущалась, оказавшись в обществе семерых мужчин, но это продолжалось недолго, во всяком случае, не дольше того момента, когда Догерти, после того как было покончено с рыбой, поднялся на ноги, чтобы изобразить жующую мисс Хьюджес, припудривающую лицо и обслуживающую трех покупателей одновременно.
