После окончательного возвращения Дика в Кливленд у тебя постепенно стало появляться все больше свободного времени. Эрма уехала в Европу. Дик запер дом и переехал жить в Клуб охотников за соколами. Большую часть вечеров он проводил в офисе, где обычно с ним бывал и ты, но вскоре он стал находить себе друзей из среды молодых банкиров и бизнесменов, а в этом кругу ты чувствовал себя не очень уютно, хотя тебя всегда приглашали и привечали.
Однажды они задумали устроить вечеринку у Куртни по дороге в Конниаут. Ты собирался поехать, хотя и без особого желания.
— Давай, Билл, поедем, ты должен поехать, — уговаривал тебя Дик. — Это мой первый загул за целых два года. Господи, подумать только, я не имел ни одной девчонки за два года! Думаю, и ты тоже. Едем с нами.
Ваша шумная компания отправилась в путь около полуночи на двух автомобилях Дика и еще четырех других.
В твоей машине оказались два молодых брокера, имена которых стерлись у тебя из памяти, и четыре или пять девушек из шоу «Райт-театра», который ты часто посещал. Ты сидел за рулем, и одна из девушек, коротенькая и пухленькая, уселась рядом и все время повторяла:
— Жаль, что не светит луна.
Когда ваши машины прибыли к Куртни, ворота закрылись, и все заведение было предоставлено в распоряжение вашей компании. Пары, уже определившиеся за время короткой поездки, начали разбредаться только для того, чтобы сразу же собраться в главной гостиной, где был приготовлен длинный узкий стол, полностью сервированный, сверкающий столовым серебром, хрустальными бокалами и украшенный букетами цветов.
Гости расселись, большая часть согласно традиции, но с некоторым замешательством, так как женщин оказалось гораздо больше, чем мужчин.
— Я бы ни за что не поехала, если бы меня не пригласили, — с вызовом заявила девушка, сидящая от тебя по левую руку.
— Тогда тебе лучше поехать домой, — язвительно у тебя за спиной прошептала ей другая, сидевшая справа.
Ты никогда не напивался пьяным, за исключением одного-двух раз с Диком во время учебы в колледже, и тогда чувствовал себя скорее больным, чем пьяным. В этот раз тебе совсем не хотелось пить. Ты не принимал никакого решения на этот счет, по отношению к собравшимся не испытывал никакого отвращения или чувства превосходства, просто не пил. Сидящие рядом девушки пытались влить в тебя спиртное, затем оставили свою затею и сами опустошили твой бокал. К этому моменту на коленях у Дика уже сидела какая-то рыжеволосая девица, и он вилкой кормил ее супом.
Веселье разгоралось, время от времени звучали тосты, которых никто не слушал, кто-то начинал петь, гости пытались танцевать, все неувереннее держась на ногах, раздавались крики и визги, наконец они затеяли игру в прыжки лягушки. И снова пары начали понемногу исчезать, но Дик потребовал, чтобы они вернулись и увидели то, что, по его словам, было самым интересным на вечеринке. Он яростно стягивал чулки с рыженькой девушки, которая взвизгивала, хохоча и отбиваясь. Наконец она высвободилась и убежала.
— Эй, Билл, лови ее! — заорал Дик. — Хватай ее! Держи!
Он начал с возмущением объяснять тем, кто его слушал. Оказывается, девица согласилась танцевать на столе обнаженной за сто долларов, а теперь пытается нарушить контракт.
Она выкрикнула из угла комнаты совсем трезвым голосом:
— Я это сделаю за двести долларов.
— Сто пятьдесят!
— Двести!
Дик бешено кинулся к ней:
— Ах ты, рыжая чертовка! Да я все платье на тебе разорву!
Она отскочила от него на другую сторону стола и крикнула:
— Ладно, сто пятьдесят.
В сторону полетели ее платье, нижнее белье, корсет.
Кто-то заиграл на пианино марш. Бутылки с шампанским попадали, когда Дик легко поднял ее и поставил на стол. Все хохотали; кто-то бросил в девушку пучок сельдерея. Какой-то мужчина, пытавшийся схватить ее за ногу во время танца, получил удар в лицо и, согнувшись, отскочил. Раздались одобрительные аплодисменты.
Ты одиноко стоял в стороне, злясь на себя за свою трезвость и отстраненность. Это же было смешно, по-настоящему смешно. Что же происходило с тобой?
Позже, когда ранним утром вы возвращались в Кливленд, ты находил до крайности отталкивающими бессильно распростертые тела твоих попутчиков, их помятые, опухшие лица, и ты завидовал им.
Приблизительно в это время Дик ввел тебя в Клуб охотников за соколами и предложил снять там номер.
Ты легко мог себе это позволить, так как твой заработок возрос вдвое по сравнению с первым годом, но тебя это не привлекало, хотя ты никогда решительно не возражал против. Дик не настаивал. Все чаще и чаще ты оказывался в одиночестве, много читал, время от времени посещал шоу с кем-нибудь из работников офиса, обычно со Шварцем. После ужина часто уезжал на берег озера или за город, в основном один. Но и это не доставляло удовольствия, жизнь казалась бессмысленной и пустой.
Однажды вечером, просматривая свою красную записную книжку, ты наткнулся на кливлендский адрес миссис Дэвис, шесть лет назад переписанный из ее единственного письма тебе.
Наверное, она давно переехала, подумал ты. В любом случае ты не мог запросто заехать к ней вечером, опасаясь застать дома ее мужа. Ты вспомнил о телефоне и из справочника выяснил, что она действительно поменяла место жительства, и выписал ее новый адрес и номер телефона. Но мысль связаться с ней по телефону была тебе неприятна — дайте мне такой-то номер, пожалуйста… щелк, и — вот он ты, через шесть лет со всем, что в них было. Нужно написать ей, подумал ты, и написал. Письмо было на бланке «Карр корпорейшн» с твоим именем в уголке; ты спрашивал, не пожелает ли она пообедать с тобой или пойти в театр.
Ответа не было. Два дня, три, четыре. На пятый день ты решился позвонить ей и застал ее дома. По тому, как дрожал от возбуждения твой голос, ты осознал, что она волнует тебя больше, чем казалось. Получила ли она твое письмо?
— Да, да, я его получила, с твоей стороны очень мило было послать его. Так приятно, что ты думаешь обо мне.
Не против ли она… то есть как насчет того, чтобы вместе пообедать?
— М-м.. Боюсь, что нет. Конечно, я могла бы, но у меня всегда столько дел, и обычно я обедаю дома с мужем…
Ты, как последний идиот, осведомился, как здоровье мистера Дэвиса.
Ты размышлял, что хористки из шоу, как бы они ни были уродливы и толсты в своей массе, в отдельности могут быть и интересны; некоторых ты даже находил весьма привлекательными. Когда Шварц заявил, что настала его очередь повести тебя на музыкальную комедию, объявленную на следующей неделе, под каким-то предлогом ты отклонил его предложение и позже купил себе один билет, чтобы таким образом оказаться как можно ближе к сцене. Твое место оказалось слишком близко, румяна и морщины на лицах девиц слишком бросались в глаза, но три или четыре из них были более чем сносными, они казались молоденькими и симпатичными. Ты даже был уверен, что одна из них улыбнулась тебе. Когда в конце первого акта на сцене упал занавес, ты решил, что настало время действовать. Ты остался сидеть на месте, решив послать записку с капельдинером, для чего запасся дюжиной своих визитных карточек, шариковой ручкой и несколькими маленькими конвертами, но оказался перед непреодолимой преградой. Нельзя же на виду у публики позвать капельдинера и объяснить ему свою просьбу. Началось второе отделение, и ты даже не написал записку.
