— Не принимай меня во внимание, — столь поспешно отреагировал Ларри, что все, включая Розу, рассмеялись.
— И что касается меня — тоже, — вставил ты. — Маргарет, это не тот случай, чтобы кивать на меня. Я не глава семьи. Мы пришли только потому, что нас пригласила Джейн.
— Давайте каждый выступит минут на двадцать, а потом мы проголосуем, — язвительно предложила Маргарет.
— И ты бы обсуждала каждого, только не себя, — отрезала Роза.
— Может, Билл и не глава семьи, — сказала Джейн, — но голова у него варит лучше, чем у каждого из нас. Мне хотелось бы, чтобы девочки, в первую очередь, обратились к нему и сделали так, как он скажет.
— Это не для меня, — заявила Маргарет.
— И не для меня, — сказала Роза.
— Спасибо, — поблагодарил ты, — я и не напрашивался. — И сделал движение, чтобы встать, но Джейн остановила тебя. — Все равно я не понимаю, в чем тут дело, — продолжал ты. — За исключением того, что чья-то жена собирается добиться развода, доказывая, что Маргарет украла у нее мужа, и Розе это не нравится, потому что, если имя ее сестры попадет в газеты, у нее возникнут проблемы с замужеством, ведь жених, кажется, благородный отпрыск семейства, занимающегося оптовой торговлей кожей.
Твое заявление вызвало двойной взрыв. Роза закричала, перекрывая грохот поезда, что ее жених вовсе не торговец. Он из старинной и утонченной семьи, и, поскольку она познакомилась с ним в доме Эрмы, твои насмешки над ним просто неприличны; в то же время Маргарет заявила, что она ни у кого не крала мужа и что он был не кто-то, а всемирно известный ученый и великий человек.
— Конечно, — согласилась Роза, — вот поэтому и заварилась такая каша. Господи, что станут нести всякие бульварные газетенки!
— Они обольют все грязью, — констатировала Маргарет.
— Они смешают с грязью тебя и меня заодно. — Роза взывала к вам всем. — Я не прошу ее бросить своего великого человека. Хотя если бы вы его видели…
— Я его видела, — сказала Джейн. — Такое поведение не делает тебе чести, Роза. Именно это, прежде всего, и оскорбляет Маргарет, и я ее не виню.
— Ладно, он великолепен, — уступила Роза. — Я прошу ее только об одном — как-нибудь затянуть это дело до тех пор, пока я не выйду замуж. Она могла бы уехать куда-нибудь на несколько месяцев или, по крайней мере, оставить его и пожить у тебя. Она вполне может провести весну и лето на ранчо Ларри, правда, Ларри?
Ларри встрепенулся и откашлялся:
— Конечно, Маргарет, если хочешь, пожалуйста.
Он выглядел в высшей степени озадаченным.
Маргарет повернулась на стуле, чтобы прямо взглянуть на сестру.
— Роза, у тебя замечательный талант — бросать провокационные и оскорбительные фразы. Не знаю, если бы дело касалось другого, я охотно пожертвовала бы чем угодно, но не ради твоих удобств. Бог видит, я так же подвержена человеческим слабостям, как и любой человек. «Оставить его!» Джейн все известно, но не Ларри и Биллу, а ты намеренно пытаешься настроить их против меня, надеясь, что они начнут меня запугивать. Но меня не запугаешь, и мы с доктором Эмсеном намерены делать то, что хотим, хотя ему это дорого стоит. — У нее дрогнул голос, она закусила нижнюю губу и замолчала. А затем вдруг взорвалась: — Ты эгоистичная и злобная тварь! — и залилась слезами.
Ларри осторожно похлопал ее по плечу. Роза с насмешливой миной закурила новую сигарету.
— Так оно и есть, — сказала Джейн Розе. — Ты всегда была такой и сама это знаешь, так что ничего не поделаешь. Если бы только миссис Эмсен решила пойти на развод год назад! Теперь все было бы уже позади. — Джейн вздохнула. — Придется мне с ней встретиться.
— Не смей! — воскликнула Маргарет. — Нам не нужно от нее никаких поблажек!
Это снова вызвало ярость Розы. Джейн пришлось пересесть к ней, а ты придвинулся поближе к окну, глядя на быстро сменяющуюся панораму полей, домов, деревьев, окутанных вечерним туманом, прислушиваясь к словесным укусам Маргарет и Розы, к тщетным попыткам Джейн успокоить их, призвать к взаимопониманию и соблюдению приличий. Тебя удивляли весь этот шум и крик. Слезы Маргарет, сверкающие гневом глаза Розы; откуда, думал ты, все эти горячие волнения из-за вещей, которые со временем заморозят нас своей скукой?
Но ты по-своему завидовал им. А сейчас? Тоже завидуешь? Ах, сейчас стать замороженным, скучающим было бы настоящим благословением небес! Что скажет Роза и ее почтенная семья, когда услышат об этом? Что Маргарет и Ларри… Э, да им не о чем будет слышать!
Ничего не происходит, и не произойдет ничего такого.
Что, если бы все они сейчас были здесь, что, если бы они неожиданно появились вокруг тебя на этой лестнице? Ларри потрепал бы тебя по плечу, а Роза сказала бы:
«Ничего себе, в хорошую же грязь ты нас втянул! Давайте лучше постоим здесь, пока Джейн не поговорит с этой женщиной». Только, имея склонность к резким выражениям во время волнения, она, вероятно, сказала бы: «с этой проституткой». И ты бы согласился. Джейн пошла бы, благослови ее Бог. Но этого, конечно, не произойдет. Повернуть бы, уйти отсюда, пойти к сестре и положить голову ей на колени…
F
Он снова остановился и замер, губы его шевелились, словно в разговоре с лампой в пергаментном абажуре, потому что он смотрел прямо на нее, но слышно ничего не было. Его губы шептали имя Джейн.
Обернувшись назад, он взглянул вниз и испуганно вздрогнул, заметив на стене чью-то темную фигуру, но тут же понял, что это боковая сторона высокой рамы зеркала. Он старался не глядеть в зеркало, когда проходил мимо, и сейчас пожалел, что не сделал этого; он захотел узнать, как выглядит его лицо; на улице было такое ощущение, как будто люди с удивлением оборачиваются и смотрят ему вслед.
Миссис Джордан еще находилась внизу, он понял это по доносящимся оттуда звукам, но сейчас ему показалось, что он слышит еще какой-то шум, выше, торопливо обернувшись, он посмотрел на дверь, выходящую на первую площадку. Она была закрыта, щель под ней была темной. «Эти девушки не должны сейчас находиться дома, — подумал он, — по вечерам они всегда уходят».
Их отсутствие было одним из благоприятных условий, на которые он рассчитывал.
«Ах, ты рассчитывал, — с горечью сказал ему какой-то голос. — Ты можешь на это рассчитывать, ты можешь рассчитывать на все, что угодно, только не на самого себя…»
6
Ты всегда предавал себя, и, что самое ужасное, именно в те моменты, когда тебе больше всего нужна была сила духа, которую невозможно ни занять, ни изобразить.
И при этом ты сознавал, что показная уверенность — это еще не все, потому что зачастую вопрос заключался не в стойкости и силе духа, а всего лишь в проблеме позволить твоим подлинным импульсам жить и расти.
Ты играл с ними, как кошка играет с мышью, и с таким же результатом. Ни героизма аскета, ни куража гедониста. Ба, опять пустые фразы! Какое отношение героизм или кураж имеют к тому, что ты задумал? Если бы эти качества были единственным, чего тебе недостает! Тебя вечно терзают какие-то страхи и колебания, в последнюю минуту ты подло отказываешься от принятого решения, убегаешь, прячешься в себе! Господи, да ты такой трус, что способен захлебнуться собственной слюной.
