Это было ужасно смешно, единственное по-настоящему забавное, что когда-либо сделала Миллисент. Ты перевез сюда бюст, считая этот жест весьма ироничным, но она тебя обскакала. Всего через несколько дней после переезда на эту квартиру Миллисент сказала, что нужно ее украсить вазами и разными безделушками, двух бронзовых ваз, купленных тобой, явно недостаточно. На следующий день ты поехал в магазин и приобрел несколько подсвечников, еще несколько ваз и две или три бронзовые статуэтки. Она носилась с ними по всей квартире и наконец пристроила их по своему вкусу, в то время как ты сидел с непрочитанной вечерней газетой на коленях, внутренне усмехаясь при мысли, что бы подумала Эрма об этой выставке произведений искусства.
— Ну вот теперь хорошо, — наконец сказала Миллисент, окидывая взглядом результаты своей работы. — Только вот сюда нужно поставить что-нибудь крупное, может, статуэтку побольше. Вчера на Бродвее я видела подходящую, группу девушек с ветками винограда, она стоила всего семь долларов.
— Статуя! — воскликнул ты.
— Да, для этого места.
— Я знаю, что сюда подойдет. Прекрасный белый мрамор и как раз того размера, что нужно. Завтра принесу.
На следующий день ты поехал на Парк-авеню, завернул свой бюст в газету и отнес его в такси. Ты боялся, что придется просить кого-нибудь помочь тебе дотащить его, но справился и сам, взвалив его на плечо. Через полчаса, запыхавшись после подъема по лестнице, ты поставил его на стол, снял бумагу и позвал Миллисент полюбоваться.
— Это очень современная работа, замечательное произведение искусства, — сказал ты. — Называется Уильям Завоеватель.
Она серьезно оглядела бюст, затем подошла поближе и потрогала необработанную колонну и гладкую белизну щек и лба. Ты так реально чувствовал ее руку, как будто она касалась твоей собственной кожи, и усилием воли подавил желание резко оттолкнуть ее — схватить ее за кисть руки обеими руками и вывернуть ее, чтобы в ней хрустнули кости.
— Он похож на тебя. — Она усмехнулась. — По-моему, точь-в-точь ты. — Она обернулась и оценивающе оглядела тебя. — Если бы ты действительно был таким, ты бы меня не боялся.
Пораженный, ты воскликнул:
— Господи милостивый! Я тебя не боюсь!
— Нет, боишься. Ты думаешь, что я злая, грешная, безнравственная. Все мужчины так думают только потому, что я ничего не стыжусь. Вот почему им безразлично, что я не очень хорошенькая.
— Кто тебе это сказал! Наверняка тебе кто-то это сказал.
Она только покачала головой и снова любовно погладила мрамор.
— Очень красиво то, как голова выступает из этого камня, — сказала она.
Она лишила твою затею всякой иронии, и ты пожалел, что не оставил бюст торчать в углу.
На следующий вечер ты приехал сюда, вошел в переднюю комнату и сразу упал в ближайшее кресло, не раздеваясь, недоверчиво тараща глаза и захлебываясь хохотом. Как же ты хохотал! Миллисент сидела в голубом кресле и читала, а рядом с ней на столе стоял Уильям Завоеватель с ожерельем из желтых хризантем на шее!
— Нет, это слишком роскошно! — задыхаясь, проговорил ты. — Господи, это просто невозможно! Эрма, дорогая, иди посмотри на это!
Миллисент, которая не шевельнулась и не улыбнулась, просто сказала:
— Не вижу здесь ничего смешного. Мне кажется, они очень хорошо там смотрятся.
Ты разразился новым, неудержимым приступом хохота. Затем внезапно оборвал смех.
— Послушай, — сказал ты, — просто ради любопытства, скажи, зачем ты это сделала?
Она закрыла книгу и посмотрела на тебя недрогнувшим взглядом:
— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Просто повесила цветы.
— Ты сделала это для того, чтобы сделать из меня посмешище? Я спрашиваю просто из чисто научного интереса. Не обращай внимания на мое самолюбие.
— А почему я должна делать из тебя посмешище? Я не считаю тебя смешным.
— Ну же, не будь дурочкой, — настаивал ты. — О чем ты думала, когда вешала это ожерелье?
У нее вырвался смешок.
— Я думала о том, что если бы не истратила доллар на эти цветы, то от тех денег, которые ты дал мне на этой неделе, осталось бы целых двадцать долларов.
Ты беспомощно и с подозрением посмотрел на нее, желание смеяться прошло. Ты не испытывал обиды, это было слишком комично, даже если смотреть на это как на совпадение, ты до сих пор сомневаешься, действительно ли это было простым совпадением. Разве можно быть более разными, чем блестящая, циничная, ясно мыслящая Эрма и это жалкое серое насекомое? И при этом такое совпадение! Какие скрытые изменения в течение веков привели к столь идентичному поступку? Та твоя часть, которая еще сохраняла слабую способность притворяться, та, что смотрит на все со стороны, хотела бы рассказать об этом Эрме, чтобы насладиться ее восклицаниями восторга от такого совершенного подтверждения ее злой иронии по отношению к тебе.
Желание поделиться с Эрмой появилось, потому что она только несколько дней назад вернулась из поездки в горы, причем в необычайно хорошем настроении, с хорошим запасом всяческих сплетен. Тот первый обед наедине с ней в просторном и роскошно обставленном доме — твой первый обед без Миллисент за прошедшие два месяца — подарил тебе чувство невероятной благодарности и безопасности, которым ты был обязан Эрме.
Ты чувствовал, что при всем ее эгоизме и вкрадчивой жестокости она была твоим лучшим другом, что она была сильной, уверенной и умной; тебе хотелось рассказать ей о Миллисент, хотелось сказать ей: «Каким-то образом, непонятным мне самому, я привязан к мерзкой, невежественной шлюхе, которую я презираю. Она тупа, испорчена, извращена, фальшива (здесь Эрма улыбнется), но интимные прикосновения ее рук двадцать лет хранились у меня в памяти, и сейчас я ее беспомощный раб. Ради бога, подскажи, что мне делать!»
Эрма посоветовала бы тебе положить ей на лицо подушку и сесть на нее, а потом сосчитать до десяти тысяч. Она и сама могла бы тебя избавить от твоей рабской зависимости, просто ради удовольствия показать, на что она способна. Что она могла сделать? Ничего, кроме как задушить или застрелить ее? Ты столько над этим думал.
Что можно сделать?
Эрма не понимала, почему ты не поехал в Эдирондекс, почему поехал один куда-то в Пенсильванию и не воспользовался одной из ее машин. Она сказала, что ты какой-то желтый, вокруг глаз круги, ты выглядишь гораздо хуже, чем обычно. В чем дело? Ты с усмешкой отмахнулся от ответа и сказал, что это просто результат тяжелой работы и тоски по ней. После обеда ты удалился в свою комнату и начал внимательно разглядывать себя в зеркало. Ты старался не встречаться с собой взглядом и только усилием воли заставил себя смотреть прямо. Что пряталось за этими глазами, вопрошал ты. Что за смущающая тайна пробралась туда? Какая ржавчина или обман разъедали этот сложный механизм и превратили его порядок в хаос? Боже всемогущий, что с тобой происходит? Ты пристально смотрел в зеркало на свое отражение, и твои глаза показались вдруг дружелюбными и смелыми — но за ними что-то было, что-то такое, что заставило тебя заметно содрогнуться. Эрма была права, ты выглядел больным; довольно привлекательный мужчина, ты скоро перестанешь им быть, если твои посещения Миллисент будут продолжаться.
