Наконец, ты остановился в центре комнаты, глядя на нее, весь дрожа от ненависти, и замолчал.
Она все так же молча смотрела тебе в глаза.
— Понимаешь, Мил, — сказал ты дрожащим голосом, — видишь ли… Видишь ли…
Она произнесла все таким же спокойным и невозмутимым голосом:
— Ты наговорил ужасных вещей.
— Ну… Я и чувствую это.
— Это не я такая ужасная.
— Да, это так. Ты права, черт побери. Мы оба отвратительны.
Она покачала головой:
— Ты просто боишься. Мне все равно, что ты скажешь. Я знаю, на самом деле ты не можешь меня оставить, знаю, как ты поступишь, знаю, что ты думаешь. — Глубоко в ее глазах промелькнул огонек и пропал. — Я знаю, что ты чувствуешь, когда мы развлекаемся, но тебе это нравится, и, кроме того, — она усмехнулась, — ты мой старший брат.
Ты не мог говорить от тошноты, отвращения и изнеможения. Тебе хотелось снова кричать на нее, сказать, чтобы она замолчала, заткнулась, чтобы оставила тебя.
Неужели она была права? Неужели ты действительно не мог ее бросить? Может, ты пришел сюда сегодня, зная это? Вон на кресле твои пальто и шляпа, разве ты не можешь надеть их, уйти и больше никогда не возвращаться? Посмотри на нее, господи, ты только посмотри!
Черта с два, я не смогу тебя бросить! — сказал ты и опять стал бестолково кричать на Миллисент, осыпать ее проклятиями и оскорбительными эпитетами, совершенно потеряв голову и сходя с ума от понимания собственной беспомощности. Ты оттолкнул стул ногой, наклонился над ней, лицом к лицу, схватил ее кресло за спинку и начал трясти. Слова были недостаточно сильны, но ты продолжал швыряться ими, этакий безвредный словесный душ, падающий на кучу навоза. Поразительно, что ты не коснулся ее, не ударил, не задушил, когда она сидела, молчаливая и невозмутимая, спокойно и ровно дыша; она не отпрянула, когда ты с угрозой протянул к ней трясущиеся руки, ее словно не задевал этот поток брани и ненависти, который из тебя извергался. В ярости ты брызгал слюной, твое лицо едва не касалось ее, и вдруг ты заметил две блестящие капельки твоей слюны у нее на щеке, около рта, но она не подняла руку, чтобы стереть их; они оставались там, поблескивая, как серебристые пузырьки. Мгновение ты смотрел на них, словно прикованный, затем бросил ей на колени свой носовой платок и сказал:
— Вытри лицо.
Отодвинувшись от нее на шаг, ты не сводил с нее взгляда.
— Тебе не нужно было плевать на меня, — сказала она.
Как будто внезапно ввергнутый посредством гипноза в такую же неподвижность, как и она, ты стоял и смотрел, как она взяла платок, влажный от твоего пота, и стала тереть им щеку — все те же медленные, методические движения рук, вот так же она поедала конфеты, которые ты приносил для нее, или расстегивала на тебе одежду…
O
Стоя на второй или третьей ступеньке ниже площадки, он смутно различал очертания холла: впереди в дальнем конце — дверь, ближе — дверь в ванную, а за ней — открытый проход в кухоньку. Собственно, это был общий холл, но, поскольку он находился на верхнем этаже, больше никто им не пользовался.
Сквозь абажур единственной лампочки на стене лился мягкий желтоватый свет. Застыв на месте, он различал доносившийся из кухни постоянный звук капель из крана с интервалом в две секунды, через окно кухни были слышны завывания бродячего кота во дворе.
Кап… кап… кап…
15
— Я знаю, что не красавица, — сказала она, когда ты разделся и сел рядом с ней на кровать. — Я знаю, что ты считаешь меня такой, о какой говоришь.
— Не говори об этом.
Ты в последний раз затянулся сигаретой, прошел к туалетному столику и загасил ее в пепельнице, потом вернулся к кровати, залез в постель и улегся. Ты уже предупредил Эрму по телефону, что не придешь домой.
Возможно, больше ты никогда туда не вернешься. Ты был слишком утомлен, чтобы думать о дальнейшем.
— Эта пижама — самая теплая из всех твоих пижам, — сказала Миллисент.
Она повернулась к тебе, засунула руку тебе в рукав до локтя и похлопала по руке. Затем начала гладить тебя по шее и по груди, и внезапно ты почувствовал знакомое льнущее теплое и медленное движение ее руки по твоей ноге.
— За кого ты меня принимаешь? — слабо возразил ты.
— Не важно, просто ради развлечения, — сказала она.
Ты откинулся на подушки и закрыл глаза. Не важно. То, что от тебя еще оставалось, приветствовало ее.
В другой комнате час назад, когда ты еще весь дрожал после перенесенного бесполезного и бесплодного восстания, первое же прикосновение ее руки зажгло тебя всего, невероятная мгновенная вспышка ощущений заставила содрогаться так сильно, что ты судорожно схватил ее за запястье и какое-то время сдерживал ее.
Сейчас оно казалось мягче и спокойнее, живое, но не болезненное. Тем не менее через несколько секунд ты немного пошевелился, и ее рука последовала твоему движению; ты открыл глаза и увидел, что она наблюдает за твоим лицом, плотно сжав губы, опустив веки, слегка наклонив к тебе голову, и, когда ты вздохнул и закрыл глаза, ты услышал, как она удовлетворенно усмехнулась.
Позже, оказавшись один на кровати в темной и холодной комнате, ты лежал на спине с открытыми глазами, говоря себе, что на этой самой кровати лежал незнакомый мужчина в то утро, чуть больше недели назад. Ты не испытывал негодования по этому поводу, но было невозможно лежать здесь и не думать об этом. Итак, ты способен и на это, пожалуйста, и глазом не моргнул!
Что, мрачно рассуждал ты, что, если эти простыни и наволочку даже не сменили? Ты брезгливо поморщился, но подумал, да, кажется, для тебя все возможно. Ты знал, что среди родственников и знакомых ты слыл очень утонченным — в кружке эмансипированных на словах знакомых Джейн, — даже до смешного брезгливым. Утонченным и даже безупречным. Это позабавило бы их. Все это. Мгновенно твои мысли перенеслись к Миллисент, и ты почувствовал напряжение в мозгу: было ли это окончательным поражением, был ли ты… Ты оттолкнул эту мысль, — довольно, достаточно! Ты заставил себя вернуться к воспоминанию о ее рождественском госте как к сравнительно менее болезненному предмету…
Утром, когда ты уже оделся и собирался уходить, она все еще крепко спала.
Ты не долго пребывал в неизвестности относительно Дика, потому что в тот же самый день после совещания он двинулся в твой кабинет и после окончания обсуждения отчетов вдруг сказал:
— Кстати, что там насчет твоей старой подружки по колледжу? Ты вчера принял ее? Она сказала, что ты заставил ее ждать почти час.
— Да, она мне сказала, что виделась с тобой, — заранее приготовленный к этому разговору, ответил ты.
— Она рассказала тебе эту странную и дурацкую историю о своем муже?
