Мы оставались в Колорадо-Спрингс всего два дня после утра в саду. Ле Мир, все время в поисках новизны, подталкивала нас двигаться, и мы, за неимением лучшего, согласились. Следующей остановкой был Солт-Лейк-Сити, но и им она пресытилась за день.
— Я хочу к Тихому океану, — сказала она мне и Гарри, и мы сразу же отправились в Сан-Франциско.
Необходимо ли мне описывать свое состояние? Оно говорит само за себя. Я не хотел оставлять Гарри в положении, когда он не мог позаботиться о себе. С другой стороны, мне хотелось развлечься, как всегда, и мне явно было не скучно.
Выходки и капризы красивой женщины всегда вызывают интерес, а когда представляется возможность соприкоснуться с ними и в то же время не быть верным рыцарем ее, интерес еще больше возрастает.
Ле Мир обходилась с Гарри очень тактично; я держался в стороне и смеялся.
В Сан-Франциско она Добилась успеха почти скандального. Пол Ламар из Нью-Йорка представился высшим кругам общества, а также представил своих друзей, сеньора и сеньору Рамал. Сеньора завоевала город за одну ночь на балу в «Телеграф-Хилл».
На следующий день она получила несколько десятков писем, также приходили и приглашения. Она приняла два или три и побывала в нескольких помпезных апартаментах; потом оскорбила очень знатную даму несколькими замечаниями, которые дошли до ушей ее мужа.
— Вы сами виноваты, Ле Мир, — сказал я ей.
Она ответила мне с улыбкой — и сразу же перешла к развлечениям в нашем отеле. Я не знал, что она собиралась делать, и не стал об этом думать, чувствуя, что она не примет большую часть приглашений, но я здорово ошибался: она приняла все.
Ле Мир для них танцевала.
Для меня все это было просто интересно. Я бывал в тайных порталах священных храмов Индии, и с тех пор человеческое тело для меня не секрет. Но благородные господа Сан-Франциско были шокированы, удивлены и очарованы. Все мужчины стали рабами Ле Мир; даже женщины были вынуждены аплодировать. Она сразу сделалась божеством и парией.
Все газеты следующим утром писали об этом, восхваляли, восторгались и удивлялись. Одна из статей, написанная мужчиной, который явно бывал и восточнее Сан-Франциско, заканчивалась так:
«Вкратце, это было возвышенно. Каждое движение, каждый жест что-то скрывал, намек на индивидуальность и таинственное очарование, которое мы с тех пор считаем принадлежащим только одной женщине в мире. Но Дезире Ле Мир не в Сан-Франциско; хотя вчерашнее представление вызвало достаточно подозрений, особенно в свете таинственного исчезновения Дезире из Нью-Йорка».
Я взял газету и понес к Дезире и, пока она читала статью, стоял и глядел в окно. Гарри ушел на прогулку, сказав, что вернется через полчаса, чтобы позавтракать с нами.
— Ну что? — сказала Дезире, закончив читать.
— Ничего хорошего, — откликнулся я, поворачиваясь к ней лицом. — Я вас не упрекаю; вы развлекаетесь, и я, сознаюсь, тоже. Но ваше имя… Ле Мир… было упомянуто, и явно последует разоблачение. Мы сейчас же должны покинуть Сан-Франциско.
— Но меня это развлекает.
— Все равно, мы должны уезжать.
— Но если я хочу остаться?
— Нет, так как Гарри захочет остаться с вами.
— Что ж, я не поеду.
— Ле Мир, вы поедете!
В ее глазах вспыхнул огонь, и секунду мне казалось, что она взорвется. Потом, подумав об этом в другом ключе, она сказала:
— Но куда? На запад мы ехать не можем, там океан. Возвращаться я отказываюсь. Куда?
— По океану.
Она вопросительно смотрела на меня, и я продолжил:
— Что вы скажете? Если мы возьмем яхту… 35-метровый пароход, со смелым капитаном и самыми уютными каютами в мире?
— Да! — Ле Мир щелкнула пальцами, показывая свое недоверие. — Но такого не существует.
— Нет, существует. На плаву и в полном порядке, только нужен чек. Ослепительно белая яхта, с вторым Антуаном в поварах, комнаты обставлены как ваша вилла. Что вы на это скажете?
— На самом деле? — Глаза Ле Мир заблестели.
— Правда.
— Здесь, в Сан-Франциско?
— В гавани. Я сам видел его сегодня утром.
— Тогда — вперед! Ах, мой друг, вы совершенство!
Я хочу его видеть. Сейчас! Можно? Пойдемте!
Она вскочила со стула, а я засмеялся над ее энтузиазмом:
— Ле Мир, вы просто ребенок. Нашли новую игрушку! У вас она будет. Но вы не завтракали. Мы поедем туда днем; я уже договорился о встрече с хозяином.
— Ах! В самом деле, вы совершенство. И… как хорошо вы меня знаете. — Она запнулась в поиске слова, потом резко сказала: — Мистер Ламар, могли бы вы сделать мне одолжение?
— Все, что угодно, Ле Мир, все, что только есть в мире.
Она снова засомневалась, потом сказала:
— Не называйте меня Ле Мир.
Я засмеялся:
— Конечно, сеньора Рамал. А что за одолжение?
— Это…
— Это?..
— Не называйте меня Ле Мир и не называйте меня сеньорой Рамал.
— Но я должен к вам как-то обращаться.
— Зовите меня Дезире.
Я посмотрел на нее с улыбкой:
— Я думал, вы разрешаете так вас называть только определенным людям.
— Так оно и есть.
— Тогда это будет наглостью с моей стороны.
— Но если я прошу?
Я стал понимать ее и сухо ответил:
— Дорогая Дезире, нет такой другой.
— Вы всегда так холодны?
— Когда хочу.
— Ах! — Это был вздох, а не восклицание. — И на корабле… вы помните? Посмотрите на меня, мистер Ламар. Неужели обо мне нельзя думать?
Ее губы дрожали; глаза горели странным огнем, но взгляд был нежным. В самом деле, она заслуживала того, чтобы о ней думали, безусловно, мой пульс убыстрился.
Нужно было быть стоиком, и я посмотрел на нее с циничной улыбкой и сказал самым спокойным голосом:
— Ле Мир, я бы мог любить вас, но я не буду. — И я повернулся и вышел, не произнеся больше ни слова.
Почему? Я совершенно не понимаю. Это явно было мое тщеславие. Всего несколько мужчин завоевали Ле Мир; другие подчинялись ей; но ни один не мог устоять перед ней. В этом было какое-то удовлетворение.
Я ходил по холлу в отеле до возвращения Гарри, по-идиотски довольный собой.
За завтраком я рассказал Гарри о наших планах отправиться в круиз, он так же с радостью согласился, как и Ле Мир. Он хотел сняться с якоря тем же вечером. Я сказал, что нужно было дождаться денег из Нью-Йорка.
— Сколько? — спросил он. — У меня полно…
