Дэлглиш с пристрастием расспрашивал обоих о женщине, но твердой информации они могли сообщить очень мало. Оба были согласны в том, что на голове у нее был платок, а воротник пальто она подняла до самых ушей. Водителю показалось, что она была в брюках и коротком плаще с поясом. Билл Карни соглашался насчет брюк, но полагал, что на ней было полупальто мужского покроя с капюшоном. Они решили, что это была женщина только по одной причине – из-за платка на голове. Ни тот ни другой описать этот платок не смогли. Оба полагали, что их пассажиры вряд ли смогут помочь. Двое из троих, ехавших в нижнем салоне, люди пожилые, регулярно ездившие этим рейсом, явно спали. Третий водителю и кондуктору был незнаком.
Дэлглиш понимал, что всех троих придется разыскать. Это было одно из тех пожирающих время дел, без которых не обойтись, но которые очень редко дают сколько-нибудь ценную информацию. И все-таки поразительно, как много замечают самые неожиданные люди. Спавших мог разбудить толчок при остановке автобуса, они могли более ясно, чем кондуктор или водитель, рассмотреть ту женщину. Мистер Годдард ее и вовсе не заметил, что неудивительно. Он ехидно спросил, как это кто-то мог бы чего разглядеть сквозь крышу этой чертовой остановки? Во всяком разе, он-то глядел совсем в другую сторону, верно? И им повезло, что он как раз куда надо глядел. Дэлглиш поспешил его успокоить и, когда запись его показаний была наконец, к полному удовольствию старика, завершена, проследил, чтобы его отвезли домой на машине. Годдард с некоторым шиком поместился на заднем сиденье полицейского автомобиля и сидел прямо и неподвижно, словно маленький манекен.
Однако в Или Дэлглиш и Мэссингем смогли выехать только минут через десять. В участке появился Элберт Бидуэлл – с опозданием, но весьма кстати – и принес с собой хороший шмат грязи с пятипольной деляны и дух раздраженного недовольства. Интересно, думал Мэссингем, как Бидуэлл впервые встретился со своей женой и что объединило этих, таких не похожих друг на друга людей. Она, Мэссингем был почти уверен, прирожденная кокни.
[26]
Он – сельский житель с Болот. Он замкнут и молчалив, она – обожает сплетни и всяческий шум.
Бидуэлл признал, что именно он подошел к телефону. Звонила женщина. Передала, что миссис Бидуэлл должна поехать не в Лабораторию, а в Лимингс, помочь миссис Шофилд. Он не запомнил, назвалась ли звонившая, но думает, что нет. Миссис Шофилд звонила им раньше, раз или два, он сам брал трубку. Просила, чтоб его жена помогла ей со званым обедом, или что-то вроде того. Бабские дела. Он не может сказать, тот же голос или не тот. Когда его спросили, не заключил ли он, что звонила миссис Шофилд, он ответил, что ничего не заключил.
– А вы не помните, звонившая сказала, что ваша жена должна приехать в Лимингс или поехать в Лимингс? – спросил Дэлглиш.
Значение этого вопроса явно ускользнуло от мистера Бидуэлла, но он выслушал его с мрачной подозрительностью и после долгой паузы ответил, что не помнит. Когда Мэссингем спросил, не могло ли случиться, что звонила вовсе не женщина, а мужчина, изменивший голос, Бидуэлл взглянул на него с таким неприкрытым отвращением, будто не желал иметь дело с человеком, ум которого мог вообразить столь изощренную низость. Но вопрос этот вызвал самый длинный ответ. Он сказал, что не знает, женщина это была, или мужчина притворился женщиной, или, может, девушка молодая звонила. Все, что ему известно, – это что его попросили передать жене поручение, и он его передал. И если б он только знал, какая докука из всего этого выйдет, он бы к телефону и не подошел.
Этим им и пришлось удовлетвориться.
Глава 4
По опыту Дэлглиш знал, что конторы поверенных, практикующих в городе с кафедральным собором, обычно размещаются в удобных и красивых зданиях. Контора «Парджетер, Коулби и Хант» не была исключением. Она находилась в прекрасно сохранившемся и свеже отремонтированном доме эпохи Регентства, с видом на лужайку перед кафедральным собором; массивная входная дверь цвета черного дерева блестела, будто краска на ней еще не просохла, а дверной молоток в форме львиной головы был начищен чуть ли не добела. Дверь им открыл очень худой пожилой клерк в старомодном черном сюртуке и крахмальном воротничке, словно вышедший из романов Диккенса. При виде их выражение мрачной покорности судьбе на его лице чуть просветлело, как если бы предвкушение неприятностей обещало клерку некоторое развлечение. Когда Дэлглиш представился, он слегка поклонился и произнес:
– Майор Хант, разумеется, ожидает вас, сэр. Он как раз заканчивает беседу с клиентом. Если вы соблаговолите пройти вот сюда, он не заставит вас долго ждать. Всего пару минут, сэр.
Приемная, куда их провели, комфортом и некоторым продуманным беспорядком напоминала гостиную какого-нибудь мужского клуба. Кожаные кресла были столь широки и глубоки, что трудно было представить себе, как мог бы человек за шестьдесят выбраться оттуда без труда. Два старомодных радиатора источали жар, и все же в камине горел огонь – топили углем. На огромном круглом столе красного дерева были разложены журналы, посвященные интересам землевладельцев, по большей части – очень старые. У стены стоял книжный шкаф, сквозь стекло дверец виднелись переплетенные в кожу тома истории графства и альбомы произведений живописи и архитектуры. Картина маслом над каминной полкой изображала фаэтон с лошадьми и грумами. Очень похоже на Стаббса,
[27]
подумал Дэлглиш, скорее всего это и есть Стаббс.
Он едва успел бегло оглядеть комнату и подойти к окну– посмотреть на придел Богоматери кафедрального собора, когда дверь отворилась и снова появился клерк, чтобы провести их в кабинет майора Ханта. Человек, поднявшийся из-за стола, чтобы их приветствовать, внешне был полной противоположностью своему служащему. Далеко не молодой, высокий и массивный, державшийся очень прямо, он был одет в поношенный, но прекрасно сшитый костюм из твида; лицо – румяное, на лбу залысины, глаза остро смотрят из-под кустистых подвижных бровей. Пожимая Дэлглишу руку, он взглянул на него откровенно оценивающим взглядом, будто решал, какое место в своей личной шкале ценностей следует ему предназначить, потом удовлетворенно кивнул. Он и теперь еще больше походил на военного, чем на юриста, и Дэлглишу было ясно, что громогласность и властная отрывистость, с какими он приветствовал входящих, выработаны вовсе не в конторе, а на военном плацу и в офицерских столовых времен второй мировой войны.
– Здравствуйте, здравствуйте! Пожалуйста, садитесь, коммандер. Вы прибыли в связи с трагическими обстоятельствами. Не думаю, чтобы нам когда-либо прежде приходилось терять клиентов в результате убийства.
Клерк негромко кашлянул. Кашлянул именно так, как Дэлглиш мог ожидать: необидно, но осторожно-угрожающе, так что игнорировать это было бы невозможно.
– Был у нас сэр Джеймс Камминз, сэр, в одна тысяча двадцать третьем году. Его застрелил сосед, капитан Картрайт, в связи с тем, что сэр Джеймс соблазнил его жену. Эта неприятность усугублялась также некоторыми осложнениями из-за прав на рыбную ловлю.
