– Нет. Ему удалось уехать, – в тон своему собеседнику
ответил Ибрагим, – вместе со своим «отцом». Но «отца» его все равно найдем. Это
лишь вопрос времени.
– Не торопись, – посоветовал Идрис, – и не забывай, что у
нас пока не решен вопрос с нашим самым младшим братом, который обещает вырасти
в хорошего повара.
Он говорил о Маджиде, который мог стать со временем
выдающимся ученым.
– Он нам нужен именно как повар, – пояснил Идрис, – но
боюсь, что его неправильно используют друзья, которые пытаются отбить у него
вкус к хорошей еде.
Идрис намекал на Бахыш-хана, который сумел убедить своего
молодого протеже, что никогда не покидал Великобритании. Но с этим им еще
предстояло разобраться.
На следующее утро внедорожник повез обоих гостей на встречу.
Им объявили, что они встретятся с тем, ради кого совершили такой долгий путь и
прошли столь изнурительную проверку.
«Неужели это все? – подумал Физули. – Не может быть! Они
будут проверять нас до конца и наверняка приготовили еще какую-нибудь пакость.
Но какую?..»
Третий кандидат
Утром следующего дня Маджид приехал в лабораторию. Все
пятеро работающих там людей обратили внимание на подавленное состояние молодого
человека. Профессор Сайед пригласила его в свой кабинет. Он не мог знать, что
сегодня рано утром ей позвонил Идрис. Ее заранее предупредили об этом звонке, и
поэтому они обошлись без лишних предисловий. А телефон ей принес Зубайр,
который терпеливо ждал за дверью, пока они поговорят.
– Я хотел вас предупредить, что ваш молодой стажер
испытывает определенные сомнения насчет нашей работы, – сообщил Идрис. – Как вы
считаете, он узнал слишком много?
– Он узнал достаточно, чтобы понять, чем именно мы
занимаемся, – сообщила она. – Что касается сомнений, то я вас понимаю.
– Боюсь, что нет. Мне кажется, что его послали сюда с
определенными намерениями.
– Не знаю, как к вам обращаться, – сказала она, – но хочу
сообщить вам, господин Неизвестный, что я тоже иногда испытываю определенные
сомнения. Это неизбежно, когда мы проводим такую работу.
– Но вы ее делаете, а он может все бросить или сообщить о
вашей лаборатории. Неужели он вам так нужен?
– Он очень толковый специалист и с его помощью мы
значительно продвинулись в наших разработках. Я не совсем понимаю, что именно
вы предлагаете.
– Ликвидацию, – кратко сообщил Идрис, – и как можно быстрее.
– Вы с ума сошли! – нервно сказала она. – Я этого не
позволю. Он ни в чем не виноват. И такие молодые люди нам очень нужны. Вы разве
этого не понимаете?
– Это вы ничего не поняли. Он работает под контролем
спецслужб. Извините, но я больше не могу с вами говорить.
– Подождите! – крикнула она. – Учтите, что нужно принимать в
расчет и мои пожелания. Так вот, если с ним произойдет что-то подобное, я
прекращаю свою работу. До свидания, господин Неизвестный.
Она открыла дверь и, не отдав телефон в руки Зубайру,
выбросила его за порог. Зубайр усмехнулся. Он привык к подобным нервным срывам
и, подняв телефон, молча удалился.
Идрис выругался. Он так и думал. Сказывается психологический
фактор. Она видит в Маджиде своего погибшего сына и не хочет, чтобы с этим
молодым человеком что-то случилось. Это большая проблема, и ее нужно решать.
Парню точно доверять нельзя. Он обязательно выдаст лабораторию, если уже не
сообщил, где именно они работают. Идрис подумал, что ему нужно увидеться с
человеком, который вправе решать подобные сложные вопросы, и сделал два звонка,
не ожидая, когда на другом конце возьмут трубку. Этот сигнал означал просьбу о
встрече.
Профессор Сайед терпеливо ждала, когда к ней придет Маджид.
И когда он появился в лаборатории, женщина пригласила его в свой кабинет.
Сегодня она была одета в обычную европейскую одежду, строгий костюм: юбка,
пиджак, белая блузка. Маджид вошел, поздоровался. Сайед показала ему на стул.
– Я давно хотела с вами переговорить, – начала она. –
Насколько я поняла, вы завтра должны нас покинуть, отправившись в Исламабад, а
оттуда в Лондон?
– Да, – угрюмо кивнул Маджид, – я об этом помню.
Он посмотрел на свои часы, затем достал из кармана мобильный
телефон. Оба подарка Бахыш-хана все время находились при нем. А если все, что
ему сказали, – правда и его знакомый виноват в том, что случилось с Сабриной?
– Извините, – поднялся он со стула, – я сейчас приду.
Он вышел в соседнюю комнату, снял часы и положив их рядом с
телефоном, накрыл все стеклянной лабораторной крышкой, после чего вернулся в
кабинет.
– Простите, – сказал он, проходя и усаживаясь на стул.
– Где ваши часы? – спросила, улыбнувшись профессор.
– Я решил поговорить с вами без лимита времени, – ответил
Маджид, – они мешали мне сосредоточиться.
Она снова улыбнулась. Потом, сосредоточившись, заговорила:
– Вы уже поняли, чем именно мы занимаемся. Наверное, вы
считаете нас ужасными монстрами и чудовищами, способными на любые преступления.
– Не знаю, – пожал плечами Маджид. – Раньше я бы так и
подумал. А сейчас – не знаю. В любом случае, мне кажется, что все наши
разработки глубоко безнравственны. Простите меня, профессор, но мы ученые, а не
убийцы.
– Верно. – Она обошла свой стол, встала перед ним. Достала
сигарету, щелкнула зажигалкой. – Мы действительно ученые. Но весь вопрос в том,
на чьей стороне мы воюем и за какие идеалы.
– Это не так важно, если мы планируем убийство тысяч ни в
чем не повинных людей, – мрачно ответил Маджид. – Я думал, что вы сами должны
все это понимать.
– Должна. И понимаю. Но боюсь, что реалии сегодняшнего мира
таковы, что нам приходится выбирать, на какой стороне мы должны оказаться.
– Мы ученые, – повторил Маджид, – мы обязаны быть вне
политики.
– Это невозможно, – возразила она, глубоко затягиваясь. – Во
время Второй мировой войны группа американских ученых, среди которых были самые
блестящие умы вместе с Альбертом Эйнштейном, написали письмо американскому
президенту с просьбой начать срочные работы по обогащению урана и созданию
атомной бомбы. Если бы американцы немного промедлили с созданием этой бомбы, то
немцы создали бы ее гораздо раньше. Можете себе представить, как бы закончилась
Вторая мировая война, если бы немецкие ученые опередили американских?
– Поэтому я и считаю все наши разработки глубоко
безнравственным занятием. Простите меня, профессор, но я говорю то, что думаю.
