Мэар несколько раз быстро моргнул, но ничем иным не выдал своего волнения. Он сказал очень ровным тоном:
— Да, это меня удивило бы, хоть я и не смог бы объяснить почему. Полагаю, потому, что она, казалось, вела довольно замкнутый образ жизни, и мне трудно представить, откуда у нее взялось время и возможности заводить новые знакомства. Разумеется, вполне вероятно, что какой-то человек из ее прошлого возник снова и они пришли к какому-то согласию. Боюсь, тут я ничем не могу вам помочь.
Рикардс изменил направление беседы.
— Впечатление такое, — сказал он, — вроде тут у вас считают, что она была вам не очень-то хорошим помощником во время публичного обсуждения проблемы установки нового реактора на станции. Когда был сделан официальный запрос по этому поводу, это ей было поручено давать разъяснения? Я не совсем понимаю ее роль в этом деле.
— Официально — не ей. Но на одной-двух встречах с местными жителями и еще как-то, на Дне открытых дверей, она, к сожалению, весьма неудачно, ввязалась в спор с заводилами из публики. Мисс Робартс пришлось заменить заболевшего научного сотрудника, который обычно вел экскурсии по станции. Она, пожалуй, была не вполне тактична, отвечая некоторым из присутствовавших. После этого я устроил так, чтобы ей больше не приходилось вступать в прямой контакт с населением.
— Значит, она была из тех, кто способен спровоцировать антагонизм? — спросил Рикардс.
— Не настолько, чтобы спровоцировать убийство, я полагаю. Она была предана нашему делу и не могла мириться с тем, что ей представлялось умышленным обскурантизмом. Она не получила научной подготовки, но была достаточно хорошо знакома с теми научными изысканиями, которые проводятся у нас на станции, и питала уважение, вполне возможно, несколько преувеличенное, к мнению наших ученых экспертов. Я подчеркивал, что неразумно ждать того же от широкой публики. В конце концов, вполне возможно, что когда-то экспертам приходилось убеждать людей, что многоэтажные дома не рушатся под собственной тяжестью, лондонскому метро не грозят пожары, а паромы, идущие через пролив к берегам Франции, не переворачиваются вверх килем.
Олифант, до тех пор хранивший молчание, вдруг произнес:
— Я был одним из посетителей на том Дне открытых дверей. Кто-то задал ей вопрос про Чернобыль. А она тогда сказала вроде, что, мол, «погибло всего тридцать человек, стоит ли об этом столько говорить?». Ведь она именно так сказала, верно? Сам собой напрашивался вопрос: сколько должно быть погибших, чтобы мисс Робартс сочла эту цифру неприемлемой?
Алекс Мэар взглянул на него, словно пораженный тем, что Олифант вообще обладает даром речи, и, поразмышляв с минуту, ответил:
— Сравнивая число жертв Чернобыля с количеством смертельных случаев в промышленности и при добыче ископаемых энергоносителей, она совершенно резонно подчеркнула разницу, хотя, разумеется, могла бы сделать это с большим тактом. Чернобыль — очень больная тема. Нам уже несколько надоело объяснять, что русский реактор типа RBMK — реактор большой мощности, канальный — уже в проекте имел целый ряд слабых мест, в частности, высокий положительный паровой коэффициент реактивности при низком напряжении в реакторе. При остановке реактора это может вызвать неуправляемый рост мощности с последующим взрывом. Реакторы типа Магнокс, AGR — охлаждаемые газом, и PWR, охлаждаемые водой, не обладают этим дефектом независимо от уровня напряжения. Так что катастрофа, подобная чернобыльской, у нас просто физически невозможна. Простите, если все это звучит слишком специально. Я всего-навсего хотел сказать, что у нас это не произойдет, у нас это не может произойти и фактически никогда и не происходило.
Олифант бесстрастно заметил:
— Вряд ли так уж важно, сэр, произойдет катастрофа или нет, если мы все равно будем иметь здесь те же результаты. А правда, что после того Дня открытых дверей Хилари Робартс подала в суд на одного из здешних жителей — за клевету?
Алекс Мэар ответил не ему, его он будто бы не замечал. Он разговаривал с Рикардсом:
— Полагаю, это всем здесь известно. С моей точки зрения, это был неверный шаг. Иск ее был вполне обоснован, но это обращение в суд вряд ли принесло бы ей самой удовлетворение.
— Вы пытались отговорить ее, исходя из интересов станции? — спросил Рикардс.
— И ее собственных. Да, пытался.
На столе Мэара зазвонил телефон. Мэар нажал кнопку.
— Нет, я думаю, уже недолго, — произнес он. — Скажите ему, пусть перезвонит через двадцать минут.
Рикардс подумал: интересно, он специально договорился, чтобы ему позвонили? И как бы в подтверждение его подозрений Мэар сказал:
— В связи с тем, какие отношения существовали между мной и мисс Робартс в прошлом, вам необходимо знать о моих передвижениях в воскресенье. Может быть, мне стоит ознакомить вас с ними прямо сейчас. Нам обоим предстоит нелегкий день.
Это должно было послужить не очень-то тонким напоминанием, что им пора приниматься за дело.
Рикардсу удалось ответить спокойным тоном:
— Вы нам очень этим поможете, сэр.
Гэри Прайс склонился над блокнотом так старательно, как будто его только что отругали за пренебрежение обязанностями.
— То, чем я занимался до воскресного вечера, вряд ли имеет отношение к делу, но я лучше расскажу вам, как провел весь конец недели. В пятницу, чуть позже десяти сорока пяти, я выехал отсюда на машине в Лондон, позавтракал с университетским приятелем в Реформ-Клубе и к двум тридцати отправился в министерство энергетики на встречу с заместителем министра. Потом поехал домой — в свою квартиру в Барбикане, а вечером с тремя друзьями посетил спектакль «Укрощение строптивой» в театре «Барбикан». Если вам впоследствии понадобится их подтверждение, что мне представляется вряд ли необходимым, я, разумеется, могу сообщить вам их имена и фамилии. В Ларксокен я поехал в воскресенье утром, позавтракал в пабе по дороге и прибыл домой около четырех. Выпил чашку чая и пошел прогуляться по мысу, в «Обитель мученицы» вернулся примерно через час. Около семи поужинал вместе с сестрой — это не заняло много времени — и в семь тридцать или чуть позже поехал на станцию. Я работал в компьютерной в полном одиночестве до десяти тридцати, потом поехал домой по дороге вдоль берега, где меня остановил коммандер Дэлглиш с сообщением, что Хилари Робартс убита. Остальное вам известно.
— Не вполне, доктор Мэар, — сказал Рикардс. — До нашего приезда прошло некоторое время. Вы не касались трупа?
— Я стоял и смотрел на нее, но к ней не прикоснулся. Дэлглиш весьма добросовестно выполнял свои обязанности, или — видимо, правильнее будет сказать — ваши. Он напомнил мне, что ничего нельзя трогать и что на месте преступления все должно оставаться как было. Я спустился вниз и ходил там, у моря, пока вы не прибыли.
Рикардс спросил:
— Вы что, по воскресным вечерам всегда работаете?
— Непременно, если приходится проводить пятницу в Лондоне. В настоящее время дела так поджимают, что их невозможно уместить в пять рабочих дней. На самом деле я провел здесь меньше трех часов, но эти часы оказались весьма плодотворными.
