Она не стала смотреть на лорда Мартлшема еще раз, не испытывая необходимости подтверждать мгновенно возникшее впечатление. Можно было спутать голос, однако голос и лицо вместе принесли уверенность, которая охватила ее всю, не оставив ни йоты сомнений. Талли не предполагала — она знала.
Она очнулась на тротуаре у входа в церковь Святого Стефана, не помня, как там оказалась. На улице была толчея будто в разгар туристического сезона. Бронзовый, твердый, стоящий на пьедестале Черчилль неотрывно смотрел — через улицу, забитую еле двигавшимися такси, машинами, автобусами — на свою любимую палату представителей. Полисмен сдерживал пешеходов, давая служебным машинам заехать во двор палаты, и поток туристов с висящими на плече камерами ждал сигнала светофора, желая пройти к аббатству. Талли присоединилась к ним. Она поняла, что надо обязательно успокоиться и собраться. Ей понадобилось сесть и подумать. Но у северного входа аббатства уже вытянулась длинная очередь: там найти покой вряд ли удастся. Вместо этого Талли зашла в церковь Святой Маргариты и села на скамейку.
Несколько посетителей прохаживались и, останавливаясь у статуй, вполголоса разговаривали, однако Талли их не замечала и не слышала. Переплет восточного окна, приданое Катарины Арагонской, две ниши со стоящими на коленях принцем Артуром и принцессой Катариной, двое святых над ними — в первый визит она была этим потрясена, но теперь глядела на них и ничего не видела. Почему же ее чувства пришли в такой беспорядок? В конце концов, она видела тело доктора Невила. Его почерневший, искаженный облик будет сниться ей до конца дней. А теперь эта вторая смерть, умножившая кошмар; даже если бы она сама подняла крышку чемодана, ее воображение не могло бы обрести большую четкость. Однако ни в одном из этих случаев на нее не ложилась ответственность. Талли рассказала полиции все, что знала. Больше ничего не требовалось. Теперь она оказалась непосредственно вовлеченной в убийство, как если бы его скверна попала и в ее вены. Она стояла перед личным выбором; ничто не могло облегчить лежащий на ней груз ответственности. Талли понимала, что должна действовать. От Виктория-стрит до Скотленд-Ярда всего полмили — но ей требовалось осознать последствия своих поступков. Лорд Мартлшем станет главным подозреваемым. Не может не стать. Ее свидетельство приведет именно к этому. На нее не давило его членство в палате лордов — об этом она почти не думала. Она не была той женщиной, для которой важен статус. Проблема была в другом: Талли не могла поверить, что человек, склонившийся над ней с такой искренней заботой, был убийцей. Но если следствию не удастся найти ему альтернативу, он предстанет перед судом и даже может быть приговорен. Это будет не первый случай, когда приговор ляжет на невиновного. А если предположить, что дело так и не раскроют, не останется ли на нем на всю жизнь метка убийцы? Ей мешали и еще менее рациональные основания, заставлявшие верить в непричастность Мартлшема. Где-то в глубине ее сознания затаился некий факт, который можно было извлечь лишь напряженным размышлением или тихой медитацией, — факт, который следовало вспомнить и рассказать.
Талли обнаружила, что вернулась к уловке времен своей юности. Сталкиваясь с проблемой, она вкладывала внутренний монолог в молчащие уста какого-то голоса, который иногда представлялся ей ее совестью, но чаще — скептическим здравым смыслом, ничем не обремененным вторым «я».
«… Ты знаешь, что должна делать. Что будет после — тебя не касается.
— И я так чувствую.
— Дальше. Если ты хочешь ощутить ответственность, возьми ее на себя. Ты видела, что произошло с доктором Невилом. Если лорд Мартлшем виновен, хочешь ли ты, чтобы он остался на свободе? Если он невиновен, то почему не объявился? Но если он невиновен, у него может быть информация, которая выведет на убийцу. Время уходит. Почему ты медлишь?
— Мне нужно сесть и подумать.
— Подумать о чем? И долго ли? Если коммандер Дэлглиш спросит тебя, где ты была, покинув палату лордов, что ты ему ответишь? Что сидела в церкви и молилась о знаке свыше?
— Я не молюсь. Я знаю, что должна делать.
— Тогда иди и делай. Это уже второе убийство. Сколько еще убийств должно произойти, чтобы ты собралась с духом и рассказала о том, что тебе известно?»
Талли поднялась на ноги и, ступая теперь тверже, толкнула тяжелую дверь церкви Святой Маргариты и пошла к Виктория-стрит, в Нью-Скотленд-Ярд. В прошлое посещение ее туда привозил сержант Бентон-Смит; тогда она ехала с надеждой. Однако позже Талли не отпускало чувство собственной неудачи. Она отвергла все фотографии. Ни одна фотография, ни один коллаж из ловко подобранных черт не напомнил ей мужчину, которого они искали. Теперь она несла коммандеру Дэлглишу хорошие новости. Тогда почему же у нее так тяжело на сердце?
Талли подошла к столу дежурного офицера. Она тщательно продумала свои слова.
— Будьте добры, могу ли я увидеть коммандера Дэлглиша? Я миссис Таллула Клаттон из музея Дюпейна. Это связано с произошедшими убийствами. Я располагаю важной информацией.
Дежурный офицер не удивился. Повторив ее имя, он потянулся к телефону.
— У меня здесь миссис Таллула Клаттон; она хочет встретиться с коммандером Дэлглишем по поводу убийств у Дюпейна. Говорит, что это важно.
Несколько секунд спустя полицейский положил трубку и повернулся к Талли:
— Одна из подчиненных коммандера Дэлглиша сейчас за вами спустится. Инспектор Мискин. Вы ее знаете?
— Да, конечно, я ее знаю. Но я бы предпочла поговорить с мистером Дэлглишем. Пожалуйста.
— Инспектор Мискин отведет вас к коммандеру.
Талли опустилась на специальное сиденье у стены. Ее сумочка, как и всегда, висела на левом плече. Вдруг Талли почувствовала, что эта предохраняющая от воровства мера выглядит здесь странно: ведь она как-никак в Нью-Скотленд-Ярде. Талли сняла через голову ремень и положила сумку на колени, крепко держа ее обеими руками. Она вдруг почувствовала себя очень старой.
Инспектор Мискин появилась на удивление быстро. Уж не опасались ли они, что она могла передумать? Однако инспектор спокойно, с улыбкой встретила Талли и провела к лифтам. В коридоре было полно народу. Когда пришел лифт, они забились туда вместе с полудюжиной высоких и большей частью молчаливых мужчин и поехали вверх. Талли не заметила, какая была нажата кнопка.
Комната для бесед оказалась обескураживающе маленькой; мебель стояла лишь самая необходимая и очень функциональная. Талли увидела прямоугольный стол, два стула с прямыми спинками по сторонам и записывающее устройство на боковом стенде.
Словно прочитав ее мысли, инспектор Мискин сказала:
— Боюсь, место не самое располагающее, но здесь нам не будут мешать. Коммандер Дэлглиш придет прямо сюда. И вид отсюда хороший, не правда ли? Мы заказали чай.
Талли прошла к окну. Внизу она могла различить сдвоенные башни аббатства, а за ними — «Биг Бен» и Вестминстерский дворец. Словно миниатюрные игрушки, передвигались машины, пешеходы напоминали карликов. Она глядела и ничего не чувствовала; лишь прислушивалась, когда откроется дверь.
