Они сидели у электрокамина, когда пришла Марта, ее вид и тон являли собой этакую взрывчатую смесь негодования и волнения.
– Салли, мэм, – сказала она, – снова, видать, проспала. – Я ее зову, а она не отвечает, подергала дверь, так она ее заперла. Я даже войти не смогла. Не пойму, чего девчонка добивается, мэм.
Миссис Макси поставила чашку на блюдце и отметила с любопытством и одновременно с отстраненностью медика, что рука у нее не дрожит. Произошло что-то страшное – эта мысль сковала ее ужасом, пришлось переждать, пока не совладала с голосом. А когда заговорила, ни Кэтрин, ни Марта не заподозрили в ней никакой перемены.
– Вы как следует стучали? – спросила она.
Марта замялась. Миссис Макси не зря спрашивала. Марта предпочла не поднимать шума. Это ей было на руку – пусть Салли и в самом деле проспит. После бессонной ночи выслушивать эти мелкие придирки было просто невыносимо.
– Попытайтесь еще раз, – сказала миссис Макси. – У Салли вчера был трудный день, как и у всех у нас. Люди без причин не просыпают.
Кэтрин открыла было рот, хотела что-то сказать, но передумала и склонилась над чаем. Через несколько минут Марта вернулась, и на этот раз она уже не сомневалась. Раздражение заглушила тревога, в голосе звучала почти что паника.
– Бесполезно, она не слышит меня. Малыш проснулся. Он там хнычет. Салли не слышит меня, и все тут!
Миссис Макси не помнила, как добралась до дверей Салли. Она была настолько уверена, что комната должна быть открытой, что минуту-другую стучала в дверь и дергала ее, но безрезультатно, наконец до нее дошло – дверь заперта изнутри. Стук в дверь разбудил Джимми, и теперь он уже не хныкал, а вопил от страха. Миссис Макси слышала, как он гремит перекладинками кроватки, и представляла, как он старается подняться, стиснутый шерстяным спальным мешком, и докричаться до своей мамы. На лбу у нее проступил холодный пот, она стерла его – хоть что-то сделать, чтобы заставить себя перестать колотить в паническом ужасе по бесчувственному дереву. Марта застонала, а Кэтрин положила на плечо миссис Макси руку, чтобы утешить и сдержать ее.
– Не надо так волноваться. Я позову вашего сына.
Почему она не сказала «Стивена»? – подумала миссис Макси ни с того ни с сего. Ведь мой сын – Стивен. Он тут же пришел. Должно быть, стук в дверь разбудил его, иначе Кэтрин не смогла бы привести его так быстро. Стивен говорил спокойным тоном:
– Мы залезем в окно. Лестница в чулане подойдет. Я позову Херна.
Он удалился, а женщины, сгрудившись, стоя тесной группкой, молча ждали. Время, казалось, еле ползло.
– Это недолго, – успокаивала Кэтрин. – Они сейчас вернутся. С ней все в порядке, я просто уверена. Должно быть, заспалась.
Дебора посмотрела на нее долгим взглядом:
– Когда так надрывается Джимми? Думаю, ее там нет, ушла, и все.
– С чего бы это? – спросила Кэтрин. – А почему же дверь заперта?
– Ну что вы, Салли не знаете: выбрала путь более эксцентричный – вылезла в окно. Ей, по-моему, так нравится устраивать представления, что она их устраивает, даже когда ей самой не удается насладиться эффектом. Вот мы дергаемся, дрожим здесь. Стивен и Феликс волокут лестницу, весь дом ходуном. Она только этого и добивалась.
– Она не бросила бы малыша, – сказала вдруг Кэтрин. – Ни одна мать не сделала бы этого.
– А эта, как видите, сделала, – сухо ответила Дебора.
Но ее мать отметила, что она не двинулась с места.
Вопли Джимми стали просто невыносимыми, в них тонули все остальные шумы, не слышно было, как мужчины возятся с лестницей, как лезут через окно в комнату. Они услыхали лишь резко щелкнувший замок. На пороге стоял Феликс. Взглянув на него, Марта вскрикнула – то был звериный, пронзительный вопль ужаса. Миссис Макси скорее почувствовала, чем услыхала шарканье ее шагов – она пошла прочь, но за ней никто не последовал. Остальные, оттолкнув руку Феликса, пытавшегося помешать им, молча двинулись вперед – туда, где лежала Салли. Окно было открыто, наволочка на подушке промокла от дождя. На ней тонкой золотой сетью лежали волосы Салли. Глаза у Салли были закрыты, но она не спала. Из уголка плотно сжатого рта, точно порез, протянулась тонкая струйка засохшей крови. На шее с обеих сторон, там, где руки убийцы задушили в ней жизнь, темнели синяки.
Глава 4
1
– Уютный уголок, – сказал сержант сыскной полиции Мартин, когда полицейская машина подкатила к Мартингейлу. – Хоть немного переключимся после нашей последней работенки.
Он сказал это с удовольствием – уроженец сельских мест, он остался верен деревне, а в этих густонаселенных городах и жутких многоквартирных домах убийцам приволье. Он потянул носом воздух и поблагодарил небеса, которые надоумили полицию или судьбу поручить местному полицейскому позвонить в Скотленд-Ярд. Прошел слух, что шеф полиции лично знаком с семьей, где произошло убийство, именно потому он счел благоразумным незамедлительно передать это неприятное дело своему подчиненному, к тому же на нем висело нераскрытое преступление, совершенное где-то на границе их графства. Сержанта Мартина все это вполне устраивало. Работа есть работа, где бы ты ее ни делал, но все же человек имеет право выбора.
Старший инспектор Адам Далглиш ничего не сказал в ответ, но, выскочив из машины, отступил на шаг и быстро оглядел дом. Типичная елизаветинская усадьба, правда, несколько стилизованная. По обе стороны квадратного центрального крыльца возвышалось два больших, на два этажа, фонаря со средниками и фрамугами в окошках. Водосточная труба увенчана массивным геральдическим вензелем. Крыша плавно спускается к маленькой открытой каменной балюстраде, также украшенной резными гербами, шесть мощных дымовых труб в стиле тюдор
[9]
дерзко возвышаются на фоне летнего неба. К западной части пристроена еще одна комната. По неровному изгибу стены Далглиш догадался, что пристроена она позднее – может, в прошлом столетии. Большие двустворчатые окна с зеркальными стеклами выходят в сад. На долю секунды в одном из них он увидел чье-то лицо, но оно тут же исчезло. Кто-то наблюдает за ними. От угла дома на запад до самых ворот тянется стенка из серого камня, почти целиком скрытая кустарником и высокими буками. С этой стороны деревья совсем близко подступали к дому. Над стеной в листве он разглядел лестницу, приставленную к эркеру. Там, должно быть, комната убитой девушки. Ее хозяйка удачно выбрала – комната, как раз чтобы принимать случайных гостей. У крыльца стояли две машины – полицейская (возле нее в застывшей позе сидел полицейский) и перевозка из морга. Шофер перевозки откинулся на сиденье, надвинул козырек фуражки на глаза, он даже не заметил Далглиша, а его напарник мельком глянул на Далглиша и снова уткнулся в воскресную газету.
