— Молоко у вас не вызвало подозрения?
Они ответили почти в унисон, и в их возражении слышалась невозмутимая уверенность здравого смысла.
— Да нет же! Если б вызвало, мы бы не стали его вливать, ведь так?
— А вы помните, как снимали крышку с бутылки, может, она неплотно прилегала?
Две пары голубых глаз посмотрели друг на друга, как по сигналу. Потом Морин ответила:
— Этого мы не помним. Но даже если б она сидела неплотно, нам бы и в голову не пришло, что кто-то трогал молоко. Мы бы просто подумали, что это на фабрике так поставили.
Потом заговорила Шерли:
— Я думаю, мы в любом случае не заметили бы ничего необычного с молоком. Понимаете, мы были сосредоточены на приготовлениях для введения смеси, проверяли, чтоб у нас были все необходимые инструменты и прочее. Мы же знали, что мисс Бил с главной сестрой могут прийти в любую минуту.
Вот вам и объяснение. Этих девушек учили быть наблюдательными, но их наблюдательность была специфична и ограниченна. Если б они наблюдали за пациентом, они не пропустили бы ни одного признака или симптома его заболевания, ни малейшего подергивания век или изменения пульса; все же остальное, происходящее в той же комнате, несмотря на драматичность событий, вероятно, осталось бы незамеченным. Их внимание было сосредоточено на проведении процедуры, аппаратуре, необходимых инструментах, пациенте. Бутылка молока не предполагала никаких сложностей. Молоко — оно и есть молоко. И тем не менее они — дочери фермера. И одна из них, а именно — Морин, непосредственно наливала жидкость из бутылки. Неужели они ничего не заподозрили? Ведь цвет, консистенция, запах молока им хорошо знакомы.
Словно читая его мысли, Морин сказала:
— Мы ведь могли и не почувствовать запах карболки. Вся демонстрационка провоняла дезинфекцией. Мисс Коллинз так поливает кругом, будто мы все тут прокаженные.
— Карболка не помогает от проказы! — рассмеялась Шерли.
Они посмотрели друг на друга, улыбаясь, точно заговорщики.
Вот так и продолжался весь разговор. Они не предлагали никаких версий, не высказывали никаких предположений. Они не знали никого, кто мог бы желать смерти Пирс или Фаллон, и в то же время обе смерти — коль скоро они произошли, — казалось, не вызвали у них особого удивления. Они помнили каждое слово из разговора со старшей сестрой Брамфетт, хотя эта ночная встреча, по-видимому, не произвела на них никакого впечатления. Когда Далглиш спросил, не показалось ли им, что старшая сестра была необычно взволнована или чем-то встревожена, они обе уставились на него, озадаченно хмуря брови, а потом ответили, что старшая сестра выглядела точно так же, как всегда.
Будто следя за ходом мыслей своего шефа, Мастерсон сказал:
— Если только не спросить напрямик, не выглядела ли сестра Брамфетт так, будто только что убила Фаллон, вы не могли бы выразиться яснее. Удивительно неразговорчивая парочка.
— Но по крайней мере они точно называли время. Они взяли молоко в самом начале восьмого и сразу отнесли его в демонстрационную. Поставили запечатанную бутылку на столик с инструментами, а сами занялись приготовлениями к процедуре. Ушли из демонстрационной на завтрак в семь двадцать пять, и, когда вернулись примерно без двадцати девять, чтобы закончить приготовления, бутылка так и стояла на столике. Потом они поставили ее — опять же не вскрывая — в кувшин с горячей водой, чтобы подогреть молоко до температуры тела, и она оставалась там до тех пор, пока они не перелили молоко из бутылки в мерный стакан минуты за две до того, как пришли мисс Бил и главная сестра со своими сопровождающими. Большинство подозреваемых с восьми до восьми двадцати пяти были вместе на завтраке, а это значит, что злодеяние было совершено или между семью двадцатью пятью и восемью часами, или в короткий промежуток времени с конца завтрака до возвращения двойняшек в демонстрационную комнату.
— Мне до сих пор кажется странным, — сказал Мастерсон, — что они не заметили ничего необычного в молоке.
— Возможно, они заметили гораздо больше, чем им сейчас кажется. Помилуйте, они уже в сотый раз пересказывают эту историю. И за несколько недель, что прошли после смерти Пирс, их первые показания закрепились у них в памяти как непреложная истина. Именно поэтому я и не задал им решающего вопроса про молочную бутылку. Если б они дали мне неправильный ответ сейчас, они никогда не изменили бы его. Им нужен шок, чтобы вспомнить все полностью. Пока же они не могут увидеть свежим взглядом то, что произошло. Я не люблю воспроизводить картины преступлений: всегда при этом кажусь себе каким-то литературным сыщиком. Но, видимо, здесь как раз и нужно такое воспроизведение. Завтра рано утром я должен быть в Лондоне, а вы с Грисоном можете этим заняться. Грисону это должно понравиться.
Рассказав вкратце Мастерсону, что нужно сделать, он в конце добавил:
— Не трудитесь приглашать старших сестер. А дезинфицирующий состав можете, я думаю, получить у мисс Коллинз. Только Бога ради не спускайте с него глаз и потом немедленно выбросьте. Мне не нужна еще одна трагедия.
Сержант Мастерсон взял стаканы и отнес их в раковину.
— Дом Найтингейла, похоже, и впрямь несчастливое место, — сказал он, — но, по-моему, пока мы здесь, убийца не сделает еще одной попытки.
Но его пророчеству не суждено было сбыться.
V
После утренней встречи с Далглишем в студенческой подсобке у старшей сестры Ролф было время оправиться от шока и обдумать свое положение. Как Далглиш и ожидал, она была теперь гораздо менее общительна. Она уже давала инспектору Бейли четкие и ясные показания по поводу приготовлений к наглядному уроку и внутрижелудочного кормления, а также о своих передвижениях в то утро, когда умерла Пирс. Сейчас она точно и без лишних эмоций подтвердила прежние показания. Согласилась, что ей было известно, что Пирс должна была играть роль пациентки, и ехидно заметила, что нет никакого смысла отрицать это, потому что именно ее позвала Маделин Гудейл, когда заболела Фаллон.
— У вас не было никаких сомнений, — спросил Далглиш, — в том, что она действительно больна?
— В то время?
— Тогда или сейчас.
— Наверно, вы предполагаете, что Фаллон могла симулировать грипп для того, чтобы Пирс заняла ее место, а потом тайком проникнуть в Дом Найтингейла перед завтраком и отравить питательную смесь? Мне неизвестно, зачем она все-таки приходила, но вы можете выкинуть из головы, что она притворялась больной. Даже Фаллон не могла бы симулировать температуру за сорок, озноб и учащенный пульс. В ту ночь она была очень больна и болела потом почти десять дней.
Далглиш подчеркнул, что тогда тем более странно, каким образом на следующее утро у нее хватило сил добраться до Дома Найтингейла. Сестра Ролф ответила, что это настолько странно, что она может только предположить, что у Фаллон была очень веская причина вернуться. Когда ей предложили подумать, что бы это могло быть, она ответила, что не ее дело выдвигать версии. Потом, будто нехотя, добавила:
