Нет, с танцами трудностей не будет. А вот достойная ли она его партнерша — это другой вопрос. Вечер, возможно, закончится провалом, и независимо от того, пойдет он с ней или нет, она, возможно, когда-нибудь заговорит. Но когда это будет? Далглиш любит работать быстро. У них сейчас один из тех случаев, когда число подозреваемых ограничено небольшой замкнутой группой людей, и Далглиш считал, что такое расследование, как правило, должно занимать не больше недели. Он не поблагодарит своего подчиненного за потерянный вечер. К тому же надо каким-то образом оправдать ту задержку в машине. Непростительно было бы вернуться ни с чем. А, да ладно! Хоть будет что рассказать парням. А если станет совсем невмоготу, он всегда сможет отделаться от нее. Не забыть бы только прихватить с собой собственную одежду на случай, если придется спасаться бегством.
— Ладно, — сказал он. — Но за мои услуги должно быть вознаграждение.
— Вы его получите.
Смокинг Мартина Деттинджера подошел ему лучше, чем он ожидал. Странная это процедура — переодевание в чужую одежду. Он вдруг заметил, что роется в карманах, как будто в них тоже можно найти какие-то улики. Но ничего не нашел. Ботинки оказались слишком малы, и он не стал даже пытаться натянуть их на себя. К счастью, на нем были черные ботинки на кожаной подошве. Хоть и тяжеловаты для танцев и не совсем подходили к смокингу, выбирать не приходилось. Он сложил свой собственный костюм в картонную коробку, неохотно предоставленную миссис Деттинджер, и они отправились.
Он знал, что будет невозможно найти место для машины ни на самом Странде, ни где-либо поблизости, и потому проехал дальше, на Саут-Банк, и припарковался возле здания Совета Большого Лондона. Оттуда они прошли пешком до вокзала Ватерлоо и поймали такси. Пока что все шло неплохо. Она закуталась в необъятных размеров старомодное манто. От него сильно воняло кошками, но хотя бы не было видно, что под ним. За всю дорогу ни он, ни она не проронили ни слова.
Когда в начале девятого они добрались до места, танцы уже начались, огромный зал был переполнен. Они прошли к одному из немногих оставшихся не занятыми столиков под балконом. Мастерсон заметил, что инструктора-мужчины щеголяли с красными гвоздиками, а женщины — с белыми. Кругом вовсю целовались и ласково похлопывали друг друга по плечам и рукам. Какой-то мужчина поспешил семенящей походкой к миссис Деттинджер и стал рассыпаться перед ней мелким бесом.
— Вы прекрасно выглядите, миссис Ди. Я слышал: Тони заболел. Какая жалость. Но я рад, что вы нашли себе партнера.
Взгляд, брошенный на Мастерсона, был исполнен легкого любопытства. Миссис Деттинджер ответила на это приветствие, неловко дернув головой и изобразив удовольствие на своем лице. Но при этом даже не пыталась представить Мастерсона.
Следующие два танца они просидели за столом, и Мастерсон довольствовался тем, что разглядывал зал. Все было обставлено с невыносимо скучной респектабельностью. Под потолком висела огромная связка воздушных шаров, готовых, несомненно, спуститься в момент оргиастической кульминации нынешнего празднества. Оркестранты в красных мундирах с золотыми эполетами имели угрюмо-сдержанный вид — похоже, эти балы им порядком уже надоели. Мастерсон предполагал, что проведет вечер в циничной отстраненности, наблюдая за безумствами других и находя брезгливое удовольствие в отвращении к происходящему. Ему вспомнились слова французского дипломата об англичанах, танцующих «avec les visages si tristes, les derrieres si gais».
[22]
Здесь же зады были положительно степенны, а вот на лицах застыли улыбки искусственного восторга, столь неестественные, что Мастерсон даже подумал, не учит ли эта школа принимать определенное выражение лица при определенных па в соответствии с заданным образцом. Вне танцевальной площадки все женщины выглядели озабоченно, и на их лицах читалась вся гамма переживаний от легкого трепета до отчаянного страха. Их было гораздо больше, чем мужчин, и некоторые из них танцевали друг с другом. Большинство были среднего возраста или старше, и все как одна в одинаково старомодных платьях с тугим декольтированным лифом и широченными юбками-клеш, усеянными блестками.
Третий танец был квик-степ. Внезапно миссис Деттинджер повернулась к нему и сказала: «Мы танцуем». Он послушно вывел ее на площадку и обхватил ее неподатливое тело левой рукой. Он смирился с тем, что вечер будет долгим и трудным. И если только эта старая гарпия может рассказать что-нибудь важное — а старик, кажется, считает, что может, — то, ей-Богу, она выложит все, даже если ему придется трястись с ней на этой чертовой площадке, пока старуха не рухнет. Эта мысль ему понравилась, и он стал развивать ее. Он представил себе миссис Деттинджер как бы распавшейся на части, вроде марионетки, которую перестали держать за веревочки: тонкие ножки неуклюже раскинулись в стороны, а ручки бессильно повисли. Если только он сам не рухнет первым. Те полчаса с Джулией Пардоу были не самой лучшей подготовкой к вечеру на танцевальной площадке. А старая карга была полна энергии. Он уже слизывал языком капельки пота, стекающие к уголкам рта, а у нее даже не участилось дыхание и руки были прохладные и сухие. Лицо перед его глазами застыло в напряжении, взгляд остекленел, рот приоткрылся. Было такое впечатление, будто он танцует с двигающимся мешком костей.
Прогремел заключительный аккорд. Дирижер развернулся лицом к площадке и одарил всех деланной улыбкой. Танцоры расслабились и позволили себе слегка улыбнуться. Калейдоскоп красок стянулся к середине площадки, потом распался на новые узоры, по мере того как танцоры, расцепив объятия, засеменили к своим столикам. Поблизости вертелся официант, ожидая заказов. Мастерсон поманил его пальцем.
— Вы что будете? — спросил он нелюбезным тоном скряги, которого заставили платить за угощение.
Она заказала джин с тоником, а когда принесли, приняла его без слова благодарности и без видимого удовольствия. Он решил остановиться на двойном виски. Это было только начало. Расправляя вокруг стула свою огненную юбку, она начала оглядывать зал с тем неприятно напряженным выражением лица, которое стало ему уже знакомым. Его она словно бы и не замечала. «Спокойно, — сказал он себе. — Наберись терпенья. Она хочет удержать тебя здесь. Пусть держит».
— Расскажите мне про вашего сына, — тихо сказал он, стараясь говорить ровным, спокойным голосом.
— Не сейчас. Как-нибудь в другой раз. Торопиться некуда.
Он чуть не взвыл от злости. Неужели она действительно думает, что он собирается с ней встречаться еще раз? Неужели надеется, что он будет танцевать с ней всю жизнь только за то, что она расплывчато пообещала вознаграждение в виде нужной информации? Он представил себе, как они, невольные участники какой-то сюрреалистической шарады, скачут в нелепой пляске сквозь годы. И поставил свой бокал на стол.
— Другого раза не будет. Не будет, если вы не поможете мне. Мой шеф не любит тратить общественные деньги на пустые разговоры. И я должен отчитаться за каждую минуту потраченного времени.
