Дэлглиш спросил доктора, как он провел этот вечер.
— Все шло своим чередом, до семи часов так оно и было. Я приехал примерно в четыре часа и отправился в кабинет мисс Болем отметиться в журнале учета. Раньше он хранился в гардеробной медперсонала, но недавно она перенесла его в свой кабинет. Мы недолго поговорили. У нее были кое-какие вопросы относительно обслуживания моего нового аппарата ЭШТ, и вскоре я ушел, чтобы начать прием. У нас было довольно много работы вплоть до начала седьмого, к тому же мне приходилось периодически спускаться к пациентке, которая проходит лечение лизергиновой кислотой. С ней в кабинете на полуподвальном этаже сидела сестра Болем. Но вы, вероятно, это уже знаете. Вы же видели миссис Кинг.
Миссис Кинг и ее супруг сидели в приемной для пациентов, когда приехал Дэлглиш, и ему не потребовалось много времени, чтобы удостовериться: они не имели никакого отношения к убийству. Женщина все еще была очень слаба и плохо ориентировалась в пространстве: она сидела, крепко схватившись за руку мужа. Он приехал забрать ее домой из клиники лишь на несколько минут позже сержанта Мартина и его людей. Дэлглиш быстро и с присущим ему тактом допросил женщину, а потом отпустил ее. Ему не требовалось заверений главного врача в том, чтобы понять — эта пациентка не могла встать с кушетки с целью кого-то убить. Но он также не сомневался, что, находясь в таком состоянии, она вряд ли могла подтвердить чье-то алиби. Дэлглиш спросил доктора Бейгли, когда он заходил к пациентке в последний раз.
— Я заглянул к ней почти сразу после того, как приехал, то есть фактически перед началом сеанса ЭШТ. Она приняла лекарство в три тридцать, и уже начали проявляться кое-какие реакции. Должен сказать, что ЛСД дается для подготовки пациента к психотерапевтическому лечению и помогает избавиться от глубоко укоренившихся комплексов. Лекарство принимается исключительно под контролем медперсонала, и пациента никогда не оставляют без присмотра. Сестра Болем позвала меня вниз в пять часов, я пробыл там около сорока минут. Я вернулся наверх и провел последний сеанс шокотерапии примерно без двадцати минут шесть. Последний пациент отделения ЭШТ фактически покинул клинику через пару минут после того, как видели мисс Болем незадолго до гибели. Начиная с шести тридцати я наводил порядок в кабинете и делал кое-какие записи.
— Была ли дверь архива открыта, когда вы проходили мимо нее в пять часов?
Доктор Бейгли подумал секунду-другую, потом произнес:
— Думаю, она была заперта. Я почти уверен, что, если бы она была распахнута или приоткрыта, я бы это заметил.
— А без двадцати шесть, когда вы оставили пациентку и отправились наверх?
— Аналогично.
И Дэлглиш в очередной раз перешел к обычным, неизбежным, банальным вопросам. Были ли у мисс Болем враги? Известно ли доктору, по каким причинам кто-то мог желать ей смерти? Казалась ли она обеспокоенной в последнее время? Знал ли он, зачем она вызвала в клинику секретаря комитета? Могли он расшифровать записи в ее блокноте? Но доктор Бейгли не знал ни его. Он лишь сказал:
— Она была любопытная женщина в некотором отношении, застенчивая, немного агрессивная и на самом деле совсем не удовлетворенная своей работой. Но она была совершенно безобидна, последний человек, по моему мнению, к которому хотелось применить насилие. Нельзя передать словами, как это все ужасно. Похоже, чем чаще повторяешь эти слова, тем бессмысленнее они звучат. Но я полагаю, все мы чувствуем одно и то же. Произошедшее просто невероятно! Невообразимо!
— Вы сказали, мисс Болем не была удовлетворена работой? Этой клиникой тяжело управлять администратору? Из того, что я слышал, следует, что погибшая не отличалась особым умением строить отношения со сложными людьми.
Доктор Бейгли непринужденно ответил:
— О, нельзя же верить всему, что говорят! Мы здесь в основном индивидуалисты, но в целом все неплохо ладят. У нас со Штайнером бывают стычки, но мы никогда не ссоримся серьезно. Он хочет превратить клинику в психотерапевтический учебный центр, где повсюду, как мыши, снуют регистраторы и прочий младший персонал и, кроме того, ведется некоторая исследовательская деятельность. Словом, такое учреждение, где время и деньги тратятся на все, что угодно, кроме лечения пациентов, особенно сложных больных. Можно не опасаться, что он добьется своего. Прежде всего региональный совет этого не допустит.
— А каковы были соображения мисс Болем по этому поводу, доктор?
— Собственно говоря, ей вряд ли полагалось иметь какое-либо мнение на этот счет, но это ей не мешало. Она была противницей фрейдизма и сторонницей эклектической медицины. Противницей Штайнера и моей сторонницей, если хотите. Но это не имело никакого значения. Ни доктор Штайнер, ни я не стали бы убивать ее из-за теоретических разногласий. Как видите, мы пока даже не дошли до того, чтобы сражаться на шпагах. Все это никак не связано.
— Я склонен согласиться с вами, — признал Дэлглиш. — Убийство мисс Болем было спланировано с величайшей тщательностью. Думаю, мотив был намного более весомый и серьезный, чем разница во мнениях или личностный конфликт. А вы, между прочим, знали, каким ключом открывается архив?
— Естественно. Если мне нужен какой-нибудь документ, я обычно иду за ним сам. Я также знаю, если вас это интересует, что Нейгл оставляет ящик с инструментами в комнате отдыха дежурных. Более того, когда я приехал сегодня в клинику, мисс Болем рассказала мне о Типпете. Но это едва ли имеет значение, правда? Нельзя ведь всерьез считать, что убийца надеялся очернить Типпета.
— Возможно, что и нет. Доктор, а скажите как человек, знающий мисс Болем: как она отреагировала, когда увидела разбросанные на полу архивные документы?
На мгновение на лице доктора Бейгли отразилось удивление, потом прозвучал резкий смех.
— Болем? Это же совершенно ясно! Она страдала манией чистоты. Совершенно очевидно, что она стала бы их подбирать!
— Она могла вызвать кого-нибудь из дежурных, чтобы сделать это или оставить все как есть в качестве доказательства, до тех пор пока виновный не будет найден?
Доктор Бейгли немного подумал и, судя по всему, решил отказаться от первого, весьма категоричного заявления:
— Никто не может сказать наверняка, как бы она поступила. Это лишь гипотезы. Возможно, вы правы, и она позвала бы Нейгла. Мисс Болем не боялась работы, но и осознавала важность своей роли заведующей административно-хозяйственной частью. Однако в одном я полностью уверен: она бы не ушла, оставив в комнате такой беспорядок. Она не могла пройти мимо коврика или картины, не поправив что-нибудь.
— А ее кузина? Они похожи? Насколько я понимаю, с вами сестра Болем работает больше, чем с любым другим консультантом.
Дэлглиш заметил, что его вопрос спровоцировал недовольный, хмурый взгляд доктора. С какой бы открытостью и честностью Бейгли ни говорил о своих мотивах, он был явно не расположен комментировать поведение других людей. Или кроткая беззащитность сестры Болем разбудила в нем защитные инстинкты? Дэлглиш ждал ответа. Примерно через минуту доктор резко ответил:
