Доктор Бейгли, утомленный созданием портрета мифического убийцы, чуть прикрыл глаза и посмотрел из-под полусомкнутых век на вазу с розами. Их лепестки медленно и почти заметно раскрывались в тепле комнаты. Теперь красные, зеленые и розовые тона смешались в аморфном цветном узоре, который, когда он перевел взгляд, отразился на блестящей поверхности стола. В следующий миг он открыл глаза и увидел, что на него пристально смотрит доктор Этридж. Во внимательном аналитическом взгляде коллеги читалось беспокойство; доктор Бейгли подумал, что в нем также была жалость. Главный врач сказал:
— Некоторым членам нашей комиссии на сегодня уже достаточно. Как, полагаю, и мне. Если ни у кого больше нет срочных вопросов для обсуждения, то я объявляю заседание закрытым.
Доктор Бейгли подумал, что не случайно получилось так, что он и главный врач уходили последними и остались в комнате один на один. Проверяя, закрыты ли окна, доктор Этридж спросил:
— Ну что же, Джеймс, вы уже решили, хотите ли сменить меня на посту главного врача?
— Вопрос состоит в том, буду ли я подавать заявление, когда откроется вакансия, ведь правда? — ответил вопросом на вопрос доктор Бейгли. Затем он осведомился: — А как насчет Мейсон-Джайлса или Макбейна?
— Эм-Джи это не интересует. Это, конечно, предполагает максимум работы здесь, а он не хочет отказываться от совместительства. Макбейн связан с новым региональным учреждением для подростков.
Для главного врача, периодически демонстрировавшего черствость, было типично полное нежелание как-либо смягчить тот факт, что сначала он прорабатывал другие кандидатуры. Такое впечатление, что он уже готов согласиться на то, что осталось, подумал Бейгли.
— А Штайнер? — спросил он. — Он ведь тоже подаст заявление, как вы считаете?
Главный врач улыбнулся:
— О, я не думаю, что региональный совет назначит доктора Штайнера. Это клиника относительно широкого профиля. Нам нужен человек, который сможет централизованно управлять ею. К тому же, возможно, наступит время очень больших перемен. Вы знаете о моих взглядах. Если грядет еще более тесная интеграция психиатрии с общей практикой, то такому заведению, как это, возможно, придется исчезнуть ради всеобщего блага. Нам нужно получить доступ к стационарам. В итоге клиника Стина может естественным образом найти свое место в амбулаторном отделении неспециализированной больницы. Я не говорю, что это весьма вероятно. Но подобное возможно.
Так вот какие настроения царили в региональном совете?! Доктор Этридж все предвидел. Маленькое учреждение амбулаторного типа, без всякой регистратуры, без обучения молодых специалистов и без связи с больницей вполне могло стать анахроничным в глазах тех, кто все планировал заранее. Доктор Бейгли сказал:
— Мне все равно, где лечить пациентов, если это будет происходить в тишине и покое, при определенной доле терпения, без излишних формальностей и накрахмаленного белья. В таком психиатрическом отделении при неспециализированной больнице дела могут пойти прекрасно, если руководство учреждения будет понимать наши потребности в отношении персонала и условий работы. Я слишком устал, чтобы сражаться. — Он взглянул на главного врача. — Вообще-то я уже почти принял решение не участвовать в конкурсе на замещение этой должности. Я даже звонил вам в кабинет вчера вечером из служебного помещения медперсонала, чтобы узнать, не могли бы мы поговорить об этом после работы.
— Правда? В котором часу?
— Приблизительно в шесть двадцать или шесть двадцать пять. Никто не ответил. А позднее, естественно, наши мысли заняли совсем другие проблемы.
Главный врач задумался.
— Должно быть, я был в библиотеке. И я очень рад, что так получилось, если это означает, что у вас было время передумать. Надеюсь, вы все-таки передумаете, Джеймс.
Он выключил свет, и они вместе спустились по лестнице. Остановившись у нижней ступеньки, доктор Этридж повернулся к Бейгли и произнес:
— Так вы говорите, было примерно шесть двадцать, когда вы звонили? Это интересно, в самом деле весьма интересно.
— Что-то около того, я полагаю.
С раздражением и удивлением доктор Бейгли осознал, что именно он, а не главный врач разговаривал так, словно чувствовал себя виноватым или смущенным. Его охватило сильное желание покинуть клинику, вырваться из-под изучающего взгляда голубых глаз, которым доктор Этридж так легко смог поставить его в невыгодное положение. Но оставалось кое-что еще, что нужно было сказать. У двери доктор Бейгли остановился и посмотрел в лицо главному врачу. Как ни старался он изобразить безразличие, его реплика прозвучала неестественно и даже немного воинственно:
— Меня мучает вопрос, следует ли нам предпринять что-то в отношении сестры Болем.
— В каком смысле? — мягко спросил главный врач. Не получив ответа, он продолжил: — Все сотрудники знают, что могут попросить меня о встрече в любое время. Но я не призываю никого к исповеди. Происходит расследование убийства, Джеймс, и веду его не я. Отнюдь не я. Думаю, вам лучше было бы занять такую же позицию. Спокойной ночи.
Глава 6
Ранним утром в понедельник, в годовщину смерти жены, Дэлглиш зашел в маленькую католическую церковь за Стрэндом поставить свечку. Его жена была католичкой. Он не разделял ее религиозных взглядов, и она умерла, прежде чем он начал понимать, что это значило для нее и насколько сильно фундаментальная разница в воззрениях могла повлиять на их брак. Первую свечу он поставил в день ее смерти, испытав потребность как-то формально обозначить невыносимое горе, и, вероятно, выразить детскую надежду на то, что это упокоит ее душу. Сегодня он зажигал уже четырнадцатую свечку. Это таинство его уединенной и сокрытой от посторонних глаз жизни было для него не суеверным или благочестивым поступком, а привычкой, от которой он не смог бы отказаться, даже если бы захотел. Жена снилась ему очень редко, но ее образ всегда был необыкновенно четким; проснувшись, однако, он не мог точно вспомнить ее лицо. Дэлглиш бросил монету в щель и поднес фитилек свечи к умирающему пламени влажного огарка. Фитиль мгновенно занялся, и свеча разгорелась сильно и ярко. Для него всегда было важно, чтобы фитиль быстро загорался. Он на мгновение задержал взгляд на пламени свечи, не чувствуя ничего, даже злости. Потом он отвернулся и пошел прочь.
Церковь была почти пуста, но Дэлглишу казалось, что здесь царит атмосфера бурной и молчаливой деятельности, которую он ощущал, но к которой не мог приобщиться. Направляясь к двери, он узнал женщину в красном пальто с темно-зеленым шарфом, покрывавшим голову. Женщина остановилась, чтобы обмакнуть пальцы в купель с водой. Это была Фредерика Саксон, старший психолог клиники Стина. Они вместе дошли до последней двери, и Дэлглиш с силой распахнул ее перед Фредерикой, преодолевая внезапный порыв осеннего ветра. Она улыбнулась ему приветливо и без смущения:
— Привет. Я не видела вас здесь раньше.
— Я прихожу только раз в год, — объяснил Дэлглиш.
