Вдруг в комнату набилось множество людей. Большинство были одеты в форму, один из них словно сошел с полотна Хольбейна
[28]
— мясистый, медлительный и со свиными глазками. Потом раздалось шипение выпускаемого кислорода и бормотание людей, советовавшихся о чем-то. Затем они начали укладывать что-то на носилки своими осторожными и опытными руками, тюк, завернутый в красное одеяло, который стал перекатываться с боку на бок, когда они взялись за ручки. Почему они так аккуратно его несут? Мертвые все равно не чувствуют ни толчков, ни тряски.
Дэлглиш молчал, до тех пор пока Дженни не унесли. Потом, не глядя на Нейгла, он произнес:
— Сержант, ведите его в участок. Мы выслушаем его рассказ там.
Нейгл открыл рот. Его губы пересохли настолько, что он почувствовал, как они треснули, когда он попытался заговорить. Но когда прозвучали первые слова, его уже было не остановить. Тщательно отрепетированная история полилась бессвязным потоком слов, дерзких и неубедительных:
— Рассказывать особенно нечего. Дженни пришла ко мне домой, и мы провели вечер вместе. Мне пришлось сказать ей, что я собираюсь уехать без нее. Она отреагировала на это весьма болезненно и, когда она ушла, я увидел, что пропали ключи от клиники. Я знал, что она не в самом лучшем состоянии, поэтому подумал, что лучше последую за ней. На столе лежит записка. Дженни оставила записку. Я увидел, что она мертва, а я ничем не могу помочь, и ушел. Не хотел иметь к этому никакого отношения. Мне нужно думать о стипендии Боллинджера. И мне отнюдь не пошло бы на пользу, если бы выяснилось, что я причастен к чьему-то самоубийству.
Дэлглиш сказал:
— Лучше бы вам ничего не говорить. Потом придется сочинить историю поубедительнее. Понимаете, это не совсем соответствует тому, что мы уже узнали. Записка на столе не единственное послание, которое оставила Дженнифер Придди.
С размеренной неторопливостью он достал из нагрудного кармана маленький свернутый листок бумаги и раскрыл его в дюйме от зачарованных, остекленевших от страха глаз Нейгла.
— Если сегодня вечером вы были вместе у вас дома, то как вы объясните наличие записки, которую мы обнаружили под вашим дверным кольцом?
Именно в этот момент Нейгл с горьким отчаянием осознал: мертвые, столь бессильные и столь презренные, все же могли свидетельствовать против него. Он инстинктивно потянулся к записке, но быстро отдернул руку. Дэлглиш положил записку в карман. Пристально глядя на Нейгла, он спросил:
— Значит, вы бросились сюда сегодня ночью, потому что переживали за ее безопасность? Очень трогательно! В таком случае позвольте мне вас успокоить: она будет жить.
— Она мертва, — вяло произнес Нейгл. — Она покончила с собой.
— Она дышала, когда ее увезли. Завтра, если все пойдет хорошо, она сама сможет рассказать о случившемся. И не только о том, что произошло сегодня вечером. У нас также будут вопросы об убийстве мисс Болем.
Нейгл громко рассмеялся:
— Об убийстве Болем! Этого вы на меня никогда не повесите! И я скажу вам почему, вы, тупые ослы! Потому что я не убивал ее! Если хотите и дальше изображать дураков, то — вперед. Я не собираюсь вас останавливать, но предупреждаю: если вы арестуете меня за убийство Болем, я позабочусь о том, чтобы каждая газета страны облила вас грязью. — Он протянул к Дэлглишу руки. — Давайте, суперинтендант! Действуйте дальше и наденьте мне наручники. Что вам мешает? Вы все так тщательно продумали? Больно умный выискался, паршивый надутый коп!
— Я не обвиняю вас, — сказал Дэлглиш. — Я лишь приглашаю вас проследовать в участок, ответить на пару вопросов и сделать заявление. Если вы потребуете присутствия адвоката, то у вас есть на это право.
— И я им воспользуюсь. Но только не сейчас. Я не спешу, суперинтендант. Видите ли, я ожидаю посетителя. Мы договорились встретиться здесь в десять, а сейчас на часах где-то около того. Должен сказать, мы планировали встретиться один на один, так что, я думаю, мой посетитель не будет особенно рад увидеть вас. Но если хотите познакомиться с убийцей мисс Болем, то вам лучше оставаться поблизости. Много времени на это не потребуется. Человек, которого я ожидаю, привык всегда приходить вовремя.
Всякий страх, казалось, покинул его. Большие карие глаза вновь стали невыразительными, как два мутных пруда, в которых лишь черные зрачки сверкали искорками жизни. Мартин, державший Нейгла за руки, почувствовал, как напряглись его мышцы, почти физически ощутил, как к нему вернулась уверенность. Прежде чем кто-то успел заговорить, все они одновременно уловили звук шагов — кто-то вошел через заднюю дверь и начал тихо спускаться по лестнице.
Дэлглиш передвинулся к двери одним широким тихим шагом и прижался к ней спиной. Человек, поступь которого была робка и нерешительна, остановился за дверью. Три пары глаз внимательно следили за тем, как повернулась дверная ручка, сначала вправо, потом влево. Затем раздался тихий голос:
— Нейгл! Нейгл, ты здесь? Открой дверь.
Дэлглиш мгновенно отскочил в сторону и распахнул дверь. Хрупкая фигурка шагнула вперед в яркий свет флуоресцентных ламп. Огромные серые глаза расширились — они растерянно смотрели то на одно лицо, то на другое. Жалобно заплакав, женщина прижала сумку к груди во внезапном порыве защититься, словно в руках у нее был ребенок, которого она пыталась укрыть. Вывернувшись из цепких рук Мартина, Нейгл выхватил у нее сумку и бросил ее Дэлглишу. Она тяжело приземлилась в руки детектива; дешевый пластик тут же прилип к его рукам. Нейгл старался говорить ровно, но в его голосе проскакивали дребезжащие нотки торжества и возбуждения:
— Загляните в нее, суперинтендант. Все там. Я скажу, что вы там увидите. Признание в убийстве Энид Болем и сотню фунтов в банкнотах — первый платеж авансом за мое молчание. — Он повернулся к женщине: — Прости, детка. Я не собирался этого делать. Я и правда хотел держать язык за зубами и не рассказывать о том, что видел. Но с вечера пятницы обстоятельства изменились. Мне теперь нужно решать собственные проблемы, и никому не удастся повесить на меня убийство. Наша маленькая договоренность отменяется.
Но Мэрион Болем уже потеряла сознание.
* * *
Через два месяца суд магистрата начал слушание дела по обвинению Мэрион Грейс Болем в убийстве кузины. Капризная осень сменилась безжалостной зимой, и Дэлглиш, направлявшийся в Скотленд-Ярд, шагал по улице под огромным шатром неба, прогнувшегося под тяжестью снега. Первые мокрые хлопья уже начали падать и медленно таяли у него на лице. В кабинете его шефа горел свет и были задернуты шторы, скрывая от него искрящуюся реку, ожерелье фонарей вдоль набережной Эмбанкмент и прохладную вялость зимнего вечера. Дэлглиш быстро обо всем доложил. Помощник комиссара слушал молча, а потом заговорил:
— Они попытаются сослаться на ограниченную ответственность, я полагаю. Как вела себя девушка?
