А ведь один лишь дом стоит по меньшей мере три четверти миллиона, может, гораздо больше, учитывая его расположение и уникальную архитектуру. Дэлглиш припомнил, как это часто с ним случалось, слова старого сержанта, с которым служил в начале своей карьеры: «Любовь, Похоть, Ненависть, Корысть — вот четыре столпа убийства, парень. Но главный из них — корысть».
3
Последней, с кем они беседовали в тот день на Камден-Хилл-сквер, была мисс Мэтлок. Дэлглиш попросил ее показать, где Бероун держал свой ежедневник, и она отвела их в кабинет на первом этаже. Дэлглиш знал, что с точки зрения архитектуры это была одна из самых экстравагантных комнат в доме и, быть может, наиболее типичная для стиля Соуна. Восьмигранная, все стены заставлены высокими, от пола до потолка, книжными шкафами со стеклянными дверцами. Между шкафами к куполу, увенчанному восьмигранным же фонарем из разноцветного стекла, поднимаются пилястры с каннелюрами. Упражнение, подумал Дэлглиш, на хитроумную организацию ограниченного пространства, выдающийся образец успешного воплощения особого дара архитектора. И тем не менее это все равно была комната, предназначенная скорее для того, чтобы ею восхищаться, чем жить в ней, работать или отдыхать.
Посреди кабинета прочно обосновался массивный письменный стол красного дерева. Дэлглиш и Кейт направились к нему. Мисс Мэтлок, стоя в дверях, не сводила напряженного взгляда с лица Дэлглиша, словно опасаясь, что отведи она его хоть на миг — и он набросится на нее.
— Вы можете показать, где именно всегда лежал ежедневник? — спросил он.
Она прошла вперед и без слов открыла верхний правый ящик. Сейчас в нем не было ничего, кроме двух коробок — с писчей бумагой и конвертами.
— Сэр Пол здесь работал? — спросил Дэлглиш.
— Писал письма. Парламентские бумаги он держал в своем министерском кабинете, а те, что касались его избирателей, — в кабинете на Ренхем-Грин, — ответила она и добавила: — Он любил, чтобы все было раздельно.
Раздельно, беспристрастно, под контролем, подумал Дэлглиш. У него снова возникло ощущение, что он находится в музее и что Бероун сидит в этом богато декорированном зале как сторонний наблюдатель.
— А его личные бумаги? — спросил он. — Вам известно, где он их хранил?
— Полагаю, в сейфе. Он спрятан за книгами в шкафу справа от двери.
Если Бероун действительно был убит, сейф и его содержимое придется осмотреть. Но с этим, как и со многим другим, можно повременить.
Дэлглиш направился к книжным шкафам. Разумеется, это всего лишь расхожая мудрость, будто человека можно узнать по книгам, собранным в его личной библиотеке. Библиотека Бероуна свидетельствовала о том, что беллетристике он предпочитал биографическую, историческую литературу и поэзию, и тем не менее, осматривая полки, Дэлглиш, к своему удивлению, увидел, что свою библиотеку сэр Пол подбирал по образцу библиотеки частного клуба или роскошного круизного лайнера — такого, конечно, который предоставляет возможность путешествия с целью культурного обогащения, а не развлечения ради, причем по высокой цене. Аккуратно расставленный на полках, здесь имелся предсказуемый, неоригинальный набор книг хорошо образованного, культурного англичанина, знающего, что следует читать. Но Дэлглишу и в голову бы не пришло, что свой выбор в области художественной прозы Бероун согласует с Букеровским шорт-листом. И ему снова показалось, что истинная индивидуальность этого человека ускользает от него, что даже сама комната и находящиеся в ней предметы сговорились скрыть от него сущность Пола Бероуна.
— Сколько человек имели доступ в эту комнату вчера?
Казенная безликость библиотеки, видимо, повлияла на него. Вопрос был сформулирован странно, чего даже он сам не мог не заметить, и мисс Мэтлок не преминула продемонстрировать свое презрение.
— Доступ? Кабинет находится в частном доме. Мы его не запираем. Все члены семьи и их друзья имеют то, что вы называете доступом.
— И кто конкретно входил сюда вчера?
— Точно не знаю. Предполагаю, что сэр Пол входил, раз вы нашли ежедневник при нем в церкви. Миссис Миннз должна была войти, чтобы вытереть пыль. Мистера Фрэнка Мазгрейва, партийного председателя его избирательного округа, проводили сюда, когда он пришел вскоре после полудня, но он не стал ждать. Мисс Сара Бероун заходила во второй половине дня проведать бабушку, но она, думаю, ожидала в гостиной и ушла до возвращения леди Урсулы.
— Мистеру Мазгрейву и мисс Бероун дверь открывали вы?
— Да, я открывала им дверь. Больше здесь это делать некому, — ответила она и, помолчав, добавила: — У мисс Бероун были когда-то собственные ключи от входной двери, но она не взяла их с собой, когда покидала дом.
— А когда вы в последний раз видели ежедневник?
— Не помню. Думаю, недели две назад, когда сэр Пол позвонил из министерства и попросил меня проверить время, на которое у него был назначен деловой ужин.
— А когда вы в последний раз видели сэра Пола?
— Вчера утром, без нескольких минут десять. Он зашел в кухню, чтобы собрать кое-какую еду, которую хотел взять с собой.
— Тогда, наверное, теперь нам следует пройти на кухню.
Она повела их по выложенному кафелем коридору, вниз по ступенькам, потом через обитую дверь — в заднюю часть дома. На пороге кухни остановилась, чтобы пропустить их, и, как всегда, осталась стоять у двери, сцепив пальцы на животе, — ни дать ни взять пародия на кухарку в ожидании оценки чистоты кухни. Впрочем, опасаться ей было нечего. Так же как кабинет, кухня была идеально чистой, но на удивление безликой, лишенной уюта, несмотря на то что ее трудно было бы назвать неудобной или плохо оборудованной. Посередине стоял чисто выскобленный сосновый стол с четырьмя стульями вокруг, у стены — большая старинная газовая плита, соседствующая с более современной. Было очевидно, что на кухню в последние годы не слишком тратились. Сквозь приземистое окно виднелась нижняя часть стены, отделявшей дом от гаража, устроенного в бывшей конюшне, и ноги статуй, расположенных в стенных нишах. Этот усеченный ряд изящных мраморных ступней словно подчеркивал бесцветное убожество кухни. Единственным индивидуальным штрихом в ней была красная герань в горшке, стоявшем на полке над мойкой, и рядом — второй горшок, с двумя черенками.
— Вы сказали, что сэр Пол собрал еду, чтобы взять с собой. Он сам ее собирал или вы сделали это для него?
— Сам. Он знал, где что лежит, потому что часто ждал на кухне, пока я готовила и ставила на поднос завтрак для леди Урсулы. Обычно он относил его ей сам.
— А что он взял с собой вчера?
— Полбуханки хлеба, нарезав его заранее, кусок рокфора и два яблока. — Подумав, она добавила: — Он выглядел озабоченным. Думаю, ему было все равно, что брать.
Впервые она по собственной воле выдала какую-то информацию, но когда он попытался подробнее расспросить ее о настроении Бероуна, о том, что он говорил, если вообще говорил, она, казалось, пожалела о сорвавшихся с языка доверительных словах и стала едва ли не еще более сурова. Сэр Пол сказал ей, что не будет обедать дома, больше ничего. Она не знала, что он собирается в церковь Святого Матфея, и не знала, вернется ли он к ужину.
