Со смесью любопытства и раздражения Дэлглиш отметил, что Массингем и Кейт с излишней сосредоточенностью вперили взгляды в руки Кинастона, — видимо, боялись отвести глаза, чтобы ненароком не встретиться взглядом с шефом. Неужели они могли подумать, что для него этот ритуал потрошения имеет хоть что-то общее с Бероуном? В отрешенности, ставшей уже его второй натурой, его укрепляла деловитая сноровка, с какой органы извлекались из тела, осматривались, раскладывались по склянкам и снабжались ярлыками. Он чувствовал себя так же, как тогда, когда молодым стажером впервые присутствовал на вскрытии: удивление от яркой окраски завитков и дивертикулов, свисающих с обтянутых окровавленными перчатками рук патологоанатома, и почти детское изумление оттого, что такая маленькая полость способна вместить такое множество самых разнообразных органов.
Потом, когда они отскребали руки в умывальне, Кинастон — по необходимости, Дэлглиш — из брезгливости, которую ему было бы трудно объяснить, Дэлглиш спросил:
— Так что там со временем смерти?
— Не вижу причин вносить изменения в вывод, сделанный на месте преступления. Самое раннее — семь часов. Скажем, между семью и девятью. Вероятно, смогу сказать с чуть большей точностью, когда будет исследовано содержимое желудка. Никаких следов борьбы. Если на Бероуна напали, то он не сделал ни малейшей попытки защититься. Никаких порезов на ладонях, вы и сами это видели. Кровь на правой ладони — с бритвы, а не из порезов.
— С бритвы или из горла? — уточнил Дэлглиш.
— Это тоже возможно. Ладонь покрыта кровью гуще, чем можно было ожидать. Но в любом случае причина смерти не вызывает никаких сомнений. Это классический тонкий разрез через щитоподъязычную связку. Рассечено все: от кожи до позвоночника. Бероун был здоровым человеком, мог бы дожить до глубокой старости, если бы кто-то не перерезал ему горло. И Харри Мак оказался в гораздо лучшей — с медицинской точки зрения — форме, чем я предполагал. Печень не совсем в порядке, но она выдержала бы еще года два надругательства над собой, прежде чем отказала бы окончательно. В лаборатории исследуют горловую ткань под микроскопом, но не думаю, что тебе это что-нибудь даст. По краям раны нет никаких очевидных странгуляционных следов. Шишка на голове Бероуна небольшая и поверхностная — вероятно, он ударился головой, когда падал.
— Или когда его оглушили.
— Или когда его оглушили, — подтвердил Кинастон. — Придется подождать заключения из лаборатории по кровяным пятнам, прежде чем ты сможешь двинуться дальше, Адам.
— И если окажется, что то пятно оставила кровь не Харри Мака, ты пока не готов утверждать, что Бероун даже с теми двумя поверхностными надрезами на коже не был в состоянии проковылять к нему через всю комнату, — не столько спросил, сколько констатировал Дэлглиш.
— Я могу сказать, что это маловероятно. Но не могу — что это невозможно. Причем речь не только о поверхностных надрезах. Помнишь тот случай, который описан у Симпсона? Самоубийца практически отрезал себе голову, но тем не менее оставался в сознании достаточно долго, так что успел еще сбросить с лестницы санитара «скорой помощи».
— Но если Бероун убил Харри, зачем было возвращаться обратно к кровати, чтобы прикончить себя?
— Привычная ассоциация: кровать, сон, смерть. Если он решил умереть в кровати, зачем менять свой план лишь из-за того, что сначала пришлось убить Харри?
— Но не было же никакой необходимости. Сомневаюсь, чтобы Харри был в состоянии помешать ему сделать последний разрез. Это же противоречит здравому смыслу.
— Или твоему представлению о Поле Бероуне, — подсказал Кинастон.
— И тому и другому. Это было двойное убийство, Майлс.
— Верю тебе, но это будет дьявольски трудно доказать, и не думаю, чтобы мой отчет сильно в этом помог. Самоубийство — самый личный и таинственный акт, необъяснимый, поскольку исполнитель главной роли уже ничего объяснить не может.
— Если, разумеется, он не оставил своих показаний. Реши Бероун покончить с собой — думаю, он непременно оставил бы записку, чтобы объясниться.
— Тот факт, что вы ее не нашли, — загадочно произнес Кинастон, — не обязательно означает, что он ее не писал.
Он достал чистую пару перчаток и натянул маску на рот и нос. В секционную уже ввозили новый труп. Дэлглиш посмотрел на часы. Массингем и Кейт могли возвращаться в Скотленд-Ярд, чтобы заняться бумажной работой, а ему предстояла еще одна встреча. После всех тягот дня Дэлглишу было необходимо немного расслабиться, даже побаловать себя. Он собирался добыть кое-какую информацию методами более приятными, нежели полицейский допрос. Еще утром он созвонился с Конрадом Акройдом и был приглашен «культурно» выпить чаю у хозяина и редактора «Патерностер ревю».
4
Конрад и Нелли Акройд жили в Сент-Джонсском лесу, в сверкающей чистотой оштукатуренной эдвардианской вилле с садом, наклонно сбегающим к каналу. Считалось, что Эдуард VII построил этот дом для одной из своих любовниц; к Нелли он перешел по наследству от ее холостого дяди. Акройд со своими книгами и пожитками переехал сюда из городской квартиры, расположенной над помещением редакции, три года назад, после женитьбы, и счастливо приспособил свою жизнь к вкусам Нелли, ценившей комфорт и домашний уют. Хотя у них и была служанка, дверь он открыл Дэлглишу сам. Его черные глаза сияли от предвкушения, как у ребенка.
— Входите, входите, — пригласил он. — Мы знаем, зачем вы приехали, мой мальчик. Это касается той маленькой статейки в моем «Ревю». Рад, что вы не сочли необходимым взять с собой напарника. Мы совершенно готовы, по вашему тактичному выражению, помочь полиции в расследовании, когда вы поймаете преступника и он будет сидеть в секретной комнатке со связанными руками, но пока я твердо вознамерился напоить чаем одного своего великовозрастного любимца, который, терзая пружины моего дивана, будет одной рукой подносить ко рту сандвичи с огурцом, а другой записывать все, что я скажу.
— Нельзя ли посерьезнее, Конрад? Речь идет об убийстве.
— Об убийстве? Ходят слухи — разумеется, это всего лишь слухи, — что Пол Бероун сам свел счеты с жизнью. Рад, что это не так. Убийство более интересное и куда менее гнетущее событие. Очень эгоистично по отношению к друзьям совершать самоубийство — слишком похоже на дурной пример. Но все это может подождать. Сначала — чай. Нелли, дорогая, — позвал он. — Адам приехал.
Следуя за Акройдом в гостиную, Дэлглиш подумал, что внешне тот не состарился ни на день с тех пор, как они познакомились. Он производил впечатление человека рыхлого, но, видимо, больше потому, что имел округлое лицо и пухлые, «сумчатые» щеки. На самом деле он был плотным, энергичным и двигался с гибкой грацией танцора. Глаза у него были маленькие, с едва заметным азиатским разрезом. Когда он улыбался, они превращались в две узкие щелочки. Самым примечательным в его лице был без конца двигавшийся небольшой, изящно очерченный рот, служивший влажным средоточием выражения всех его эмоций. Акройд поджимал губы в неодобрении, по-детски опускал уголки вниз от разочарования или отвращения, по-разному растягивал и изгибал их в улыбке. Казалось, его губы никогда не пребывают в покое и постоянно меняют форму. Даже в безмятежном состоянии он «жевал» ими, словно пробовал на вкус собственный язык.
