— А что насчет личных проблем? Насколько я в курсе, он был гомосексуалистом. В свое время об этом ходили сплетни. Вам известно, знала ли об этом ваша клиентка?
— У меня нет на этот счет никаких сведений. Крайне сомнительно, чтобы она не знала, раз уж дело дошло до помолвки. Хотя, конечно, она могла оказаться до такой степени самоуверенной и наивной оптимисткой, что надеялась вылечить его. Я отсоветовал бы ей выходить за него замуж, спроси она моего мнения, но, как я уже говорил, она со мной не советовалась.
И вскорости, всего через пару месяцев, подумал Делглиш, она поступила в школу медсестер при клинике Джона Карпендера и начала спать с братом Питера Куртни. Почему? Потому что ей было одиноко? Или скучно? В отчаянной попытке все забыть? Или расплачивалась за услуги? Тогда какие? Может, это обыкновенное сексуальное влечение, особенно если учесть, что физический контакт значительно проще, когда речь идет о человеке, по внешним данным являющемся имитацией недавно утраченного возлюбленного? Или ей необходимо было вернуть себе уверенность, что она способна привлекать к себе мужчин с нормальной, гетеросексуальной ориентацией? Сам Куртни-Бригс считал, что инициатива исходила от нее. И несомненно, именно она положила конец этой любовной связи. Трудно было ошибиться — хирург был обижен на женщину, которая по собственной воле решила расстаться с ним до того, как успела ему надоесть. Вставая с кресла, Делглиш сказал:
— Брат Питера Куртни работает хирургом-консультантом в клинике Джона Карпендера. Но вы, вероятно, об этом знаете.
Генри Эркюхарт скривил губы в натянутой улыбке:
— Конечно знаю. Стивен Куртни-Бригс мой клиент. В отличие от своего брата он оставил дефис в своей фамилии и добился большого успеха в жизни. — И без всякой связи добавил: — Когда умер брат, он находился в отпуске, на яхте своего друга в Средиземном море. Он немедленно вернулся домой. Для него смерть брата была не только серьезным потрясением, но и поставила его в весьма неловкое положение.
Так оно и должно было быть, подумал Делглиш. Хотя мертвый Питер ставил его в куда менее неловкое положение, чем живой. Несомненно, Стивену Куртни-Бригсу поначалу льстило наличие в семье известного актера, младшего брата, который, не конкурируя с ним, мог добавить блеска к патине его успеха и обеспечить ему доступ в сумасбродный мир сцены. Однако актив превратился в пассив; герой превратился в объект насмешек или в лучшем случае жалости. Такое падение трудно было бы простить.
Пятью минутами позже Делглиш, обменявшись рукопожатиями с Эркюхартом, оставил его кабинет. Когда он проходил через холл, девушка за коммутатором, заслышав его шаги, оглянулась, вспыхнула и застыла на мгновение в замешательстве с телефонным штекером в руке. Она была хорошо вышколена, но все-таки недостаточно хорошо. Не желая смущать ее и дальше, Делглиш улыбнулся ей и быстрым шагом покинул здание. Он не сомневался, что, выполняя указание Эркюхарта, она пыталась дозвониться до Стивена Куртни-Бригса.
4
Сэвил-Меншс, находившийся неподалеку от Мэрилебон-роуд, представлял собой большой дом конца викторианской эпохи — респектабельный и солидный, но без показной роскоши — со сдаваемыми внаем квартирами. Мастерсону, как он и ожидал, не сразу удалось отыскать место для парковки машины, поэтому в дом он вошел уже позже половины восьмого. Большую часть холла занимали лифт, огражденный вычурной металлической решеткой, и стойка, за которой восседал портье в униформе. Мастерсон, в намерения которого не входило распространяться о целях своего визита, небрежно кивнул портье и взбежал яверх по лестнице. Квартира номер 23 располагалась на втором этаже. Нажав кнопку дверного звонка, он приготовился ждать.
Однако двери почти сразу же распахнулись, и он едва не упал при виде возникшего перед ним видения. Им оказалась похожая на карикатуру на размалеванную проститутку женщина в коротком платье из огненно-красного шифона, которое выглядело бы нелепым даже на куда более молодой особе. До неприличия низкое декольте выставляло напоказ не только ложбинку между ее отвисшими грудями, но и чашечки бюстгальтера. Толстый слой пудры тщетно пытался прикрыть увядшую, испещренную морщинками пергаментную кожу. Ресницы были густо накрашены; ломкие, сухие волосы, обесцвеченные до неестественной белизны, мелкими буклями обрамляли нарумяненное, как у куклы, лицо; намазанный ярко-красной помадой рот раскрылся от удивления. Их замешательство было обоюдным. Оба вытаращились друг на друга с таким недоумением, словно не верили собственным глазам. То, как выражение облегчения сменилось разочарованием, выглядело почти комичным.
Первым оправился от замешательства Мастерсон.
— Вы не забыли, — проговорил оп, — что я звонил вам сегодня утром и договорился о встрече?
— Я не могу принять вас сейчас, потому что уже ухожу. Я думала, это мой партнер по танцам. Ведь вы же собирались прийти пораньше.
Резкий, недовольный голос из-за нотки разочарования звучал еще неприятнее. Ему показалось, что она вот-вот захлопнет дверь перед его носом, поэтому он поспешил просунуть ногу в дверной проем:
— Прошу прощения, меня задержали непредвиденные обстоятельства.
Непредвиденные обстоятельства. Ну да. Совершенно непредвиденные. Изматывающее, но доставившее невероятное удовольствие занятие любовью на заднем сиденье машины потребовало значительно больше времени, чем Мастерсон мог бы себе позволить. К тому же часть времени ушла на поиски укромного уголка, что, несмотря на темноту зимнего вечера, оказалось не таким уж простым делом. С Гуилдфорд-роуд можно было свернуть в несколько проулков, выводящих на пустыри с заросшими травой лужайками и редкими просеками, но Джулия Пардоу оказалась на редкость привередливой. Всякий раз, когда Мастерсон притормаживал у подходящего укромного местечка, он слышал ее спокойное «не здесь». А увидел он ее, когда она собиралась сойти с тротуара на пешеходный переход, ведущий ко входу на станцию Хитерингфилд. Остановив машину, он, вместо того чтобы помахать рукой, потянулся и открыл дверцу с другой стороны. Замешкавшись всего лишь на секунду, она подошла к сержанту в своих высоких, до колен, сапожках, покачивая бедрами и, не говоря ни слова и не глядя на него, осторожно скользнула на сиденье рядом с ним.
— Собрались в город? — поинтересовался он. Она молча кивнула и, не сводя глаз с лобового стекла, таинственно улыбнулась. Все вышло на редкость просто. За всю дорогу она едва обронила с десяток слов. Все его намеки и заигрывания, которых, как ему казалось, требовали условия игры, оставались без ответа. Джулия Пардоу вела себя так, словно он был шофером, вместе с которым ей пришлось ехать лишь в силу необходимости. В конце концов, испытывая досаду и унижение, он принялся гадать, где мог допустить ошибку. Однако сосредоточенная молчаливость девушки и то, как ее голубые глаза впимателыю следили за его руками, то поглаживавшими руль, то переключавшими рычаг коробки скоростей, вернули ему уверенность. Она хотела его не меньше, чем он ее. Однако нельзя сказать, что они справились с этим быстро. К его удивлению, она все же кое о чем сказала. Оказывается, она направлялась на встречу с Хильдой Рольф; они собирались вначале поужинать, а затем пойти в театр. Что ж, теперь им придется идти в театр без ужина или же пропустить первый акт; но ее, похоже, не расстраивало ни то ни другое.
