– Я был в августе, – задумчиво проговорил Курт. – Один раз, когда сопровождал в лето обоз с зерном. Видел огромные четырехосные повозки с колёсами в полтора человеческих роста. Я тогда решил, что эти повозки – жилища августитов, одно на много семей. Но теперь думаю, что они и есть арсеналы, о которых ты говоришь.
– Я вот чего не понимаю, – протянул Фрол. – Если всё так просто, почему им не взорвать свою бомбу здесь? Избавились бы от нас одним махом, и всё.
– Здесь они ничего взрывать не станут. – Медведь сплюнул. – На этой земле им жить, когда сюда придёт лето. Не говоря о том, что здесь вместе с нами погибнут зимние звери. На нас им наплевать, мы и живы-то до сих пор лишь благодаря зверью… Ладно, поговорили, и достаточно. Снежанка, готовь снасти. Пойдём, парни.
Медведь поднялся и двинулся вдоль берега на восток, туда, где береговая линия вдавалась глубоко в сушу, образовывая бухту. Здесь, вытащенные из воды и перевёрнутые кверху днищами, стояли аккуратными рядами десятки гребных лодок. Медведь нагнулся и рывком вздёрнул нос ближайшей. Курт с Фролом ухватились за корму, втроём они поволокли судно к воде.
– Грести когда-нибудь приходилось? – Медведь распутал тесёмки, крепящие к борту вёсла.
Курт отрицательно покачал головой.
– Садись тогда на нос.
Медведь забрался в лодку, опустился на банку и приладил вёсла в уключины. Фрол столкнул судно в воду, запрыгнул на корму.
Следующие два часа ставили сети, натягивали перемёты и спускали на воду деревянные калабахи с притороченной к ним наживкой, которые называли кружками. Затем Медведь сказал, что достаточно, и лодка направилась к берегу.
Костёр потух. Снежана растерянно тормошила не прогоревшим суком золу.
– Я подумала, – сказала она, едва остальные приблизились, – что Курт прав. Мы должны снарядить экспедицию на острова. Человек десять-пятнадцать. Впереди три месяца, за это время они успеют обернуться в оба конца. А оставшиеся будут мастерить лодки.
– Хорошо подумала? – насмешливо спросил Медведь. – Эти десять-пятнадцать человек запросто погибнут в пути. В лучшем случае, вернутся восвояси ни с чем. Мы даже не знаем, сколько отсюда до ближайшего острова. Относительно близко острова были четыре месяца назад. Вот тогда и надо было думать.
– Тогда решения о противостоянии ещё не было? – сердито спросила Снежана. – А то, что надо было думать, ты прав. Вот ты бы и думал. Мы об этих островах, считай, ничего не знали. А сейчас…
– Что сейчас? Послать на смерть полтора десятка молодых парней? Ради эфемерного шанса удрать?
– Ради реального. И почему только парней? Я пойду вместе со всеми.
– Никуда не пойдёшь.
– Пойду непременно. И вообще, ты мне теперь не указ, – Снежана задорно улыбнулась, – у меня есть собственный муж. Она обернулась к Курту. – Правда, милый?
– Правда, – сказал Курт твёрдо. – У тебя есть собственный муж, который и подтверждает: ты никуда не пойдёшь. Нечего, нечего дуться, – смягчил он голос. – А по сути Снежана права, Медведь. Экспедиция необходима.
– И я так считаю, – согласился Фрол. – Я её и возглавлю. Полдюжины отчаянных парней я наберу. Глеб, Савелий, Пётр, Илья, – принялся он загибать пальцы. – Коля Суров. Может быть, наберу даже десяток.
– Одиннадцать, – прервал Курт. – Меня записывай. Грести я научусь.
Ночь провели, улёгшись вокруг тлеющего костра и завернувшись в пошитые из барсучьих шкур спальные мешки. Неподалёку шелестели волны, ветер высвистывал о чём-то тревожном. Курт долго не мог заснуть. Обняв за плечи прильнувшую к груди, едва слышно посапывающую Снежану, он думал о предстоящей разлуке с ней.
Медведь, хотя и спорил накануне довольно долго и настойчиво, под конец сдался и согласился с тем, что экспедиция необходима. В результате решили идти на четырёх лодках, по три сменных гребца на каждую. Людей Фрол обещал подобрать. Если повезёт, то экспедиция обернётся недели за две-три. Если повезёт меньше – за месяц. Оставался ещё вариант, что не повезёт, по словам Медведя, самый реальный из всех. Тогда экспедиция не вернётся, и двенадцать человек сгинут, похороненные на морском дне ураганом или затёртые дрейфующими льдами.
Курт крепче прижал Снежану к себе. Умирать не хотелось. Очень не хотелось умирать, особенно теперь, когда появилось, ради чего жить. И ради кого. Хотелось любить, быть любимым, вырастить детей, в общем, всего того, что хочется людям. Всем и каждому, во всех временах года. Складывалось, однако, так, что жить не дадут. А дадут только умереть, тем путём или иным. И, значит, придётся умирать.
Утро выдалось хмурым. Серебряного диска Нце было не видать за сплошными, выкрасившими небо в тёмно-серый цвет тучами. Снег пошёл ночью, сначала редкий и вялый, к утру он усилился, а затем и повалил сплошной колкой белёсой крупой.
Вытаскивать сети и снимать перемёты начали, едва снег пошёл на убыль. Курт никогда не видел столько живой рыбы. Неживой, впрочем, он тоже видел немного – лишь ту, что выменивал на ярмарках отец в те времена, когда ещё были ярмарки.
– Морская собака, – прокомментировал Медведь, снимая с перемётного крючка рыбину с квадратной зубастой пастью на широкой лобастой морде. – Хороша в посол и на вялку, на уху, однако, не годится. Уха – это рыбный суп, – объяснил он Курту. – А вот лупоглазый большерот, тоже в засол. Шершавая камбала, отличная рыба, жирная, почти без костей.
– Странные названия, – удивлённо улыбнулся Курт.
– Обычные. Так называли рыб, да и не только рыб, зверей тоже, первые поселенцы. По аналогии с земным видом, на который местный похож внешне или поведенчески. А чтобы отличить от земного, добавляли прилагательное. Правда, большинство видов и пород, особенно видов и пород рыб, не изучено и названия не имеет. Среди первых поселенцев были биологи и ксенобиологи. Они начали изучать флору и фауну этого мира, но закончить не успели – помешал конфликт и захват июлитами власти. Не знаю, остались ли ещё биологи. Если остались, то только в летних месяцах, хотя я думаю, что их нет и там. Профессия нерентабельна, а значит, власть имущим непригодна. Так что мы живём в мире, который не знаем, и с каждым днём деградируем всё больше: теряем знания, эрудицию, навыки. В зиме это особенно явственно, мы вынуждены учить новые поколения сами, без специалистов, без методистов, по сути, без учителей. Знания передаются от отца к сыну, но не подкреплены ни теорией, ни практикой, а потому прививаются и усваиваются плохо. По слухам, в лете есть учебные заведения, где готовят специалистов. Вопрос, в каких отраслях они специализируются. Я боюсь, что в основном в одной – в военной. Вот взять, к примеру, эту рыбу. – Медведь вытянул из бьющейся в сетях чешуйчато-серебристой кучи одну, уродливую, похожую на раздувшуюся пиявку. – Что она тебе напоминает?
– Червя. – Курт осмотрел рыбину, брезгливо поморщился и сплюнул на землю. – Только не червяных размеров.
– Это, судя по всему, и есть некое подобие червя. Нечто среднее между рыбой и земноводным. Однако в пищу этот вид не годится, мясо его отдаёт тухлятиной и, скорее всего, содержит токсины. – Медведь размахнулся и швырнул червеобразную рыбину в воду. – И таких здесь немало, только описать их и классифицировать некому. Ладно, давай работать. Рыбу надо разобрать, из полосатых ершей сварить уху. Снежанка этим займётся. Остальное рассортировать, выпотрошить, камбалу ещё и почистить.
