Рассеянно слушая Арсеньева, я наблюдала за мельтешащими
людьми и вдруг поймала себя на мысли, что высматриваю Светлану. Но среди гостей
ее не было. Пожилая дама наконец освободила меня от Арсеньева, и я спросила
Деда:
— Ты давно знаком со Светланой?
— С кем? — удивился он.
— С девушкой, с которой я разговаривала перед тем, как
ты подошел.
— Та, что с силиконовым бюстом? — Способность Деда
с ходу отличать подделку у меня неизменно вызывала уважение. — Понятия не
имею, кто это.
— Серьезно? — Я спросила с удивлением, а Дед
решил, что с издевкой.
— Тебя послушать, так я здесь всех баб
перетрахал, — заявил он со злостью.
— Мне такое и в голову не приходило, — сказала
я. — Процентов девяносто, не больше.
Я засмеялась. Дед вздохнул, но потом тоже засмеялся. Его
страсть к женскому полу была общеизвестна. То, что бабы в нем души не чаяли,
тоже дело понятное. Дед — прирожденный лидер, а бабы тянутся к сильным
мужчинам, хоть и догадываются, что обретаться рядом с такими — не сахар.
Он взглянул на часы и заявил:
— Минут через двадцать можем смыться. Ты как?
— По мне, так и вовсе приходить не стоило, —
отозвалась я.
Он только покачал головой, хотя я была права, потому что
знать не знала, в каком качестве нахожусь здесь.
На Деда я теперь вроде бы не работала, числясь в
долгосрочном отпуске (он так и не соизволил подписать мое заявление), к плеяде
бизнесменов меня тоже не отнесешь, коли уж ничем полезным я не занимаюсь. Если
быть честной, я вовсе ничем не занимаюсь, пользуясь тем, что денег у меня,
благодаря Деду, пруд пруди, и я понятия не имею, что с ними делать. Подозреваю:
сюда он притащил меня, боясь, что от безделья я тихо схожу с ума в своей
квартире. Впрочем, может быть, надеялся, что я перестану валять дурака и
вернусь к своим обязанностям. В его штате я занимала должность, помощника по
связям с общественностью, трактовать сие можно было весьма расширительно. Сам
Дед предпочитал давать мне конфиденциальные поручения, которые по большей части
мне не нравились, что и послужило в конце концов причиной моего долгосрочного
отпуска. Наши с Дедом отношения были до того запутаны и даже нелепы, что я
давно отчаялась разобраться в них. Ужиться нам было нелегко, но и расстаться не
получалось, потому что, несмотря на расхождения во взглядах, мы были очень
близки — словом, выходило как в пословице: вместе тесно, а врозь скучно.
Деда перехватил незнакомый толстяк в ярком галстуке, а я
направилась к столу, взяла бутерброд с икрой и вдруг почувствовала, что в
настроении граждан наметилась некая перемена. Еще минуту назад толпа
благодушествовала, в меру выпив и закусив, а тут точно легкий ветерок прошел по
залу, разговоры стихли, сосед слева замер с бокалом у рта, а дама напротив
напряженно вытянула шею.
Я с некоторым удивлением огляделась и без труда смогла
обнаружить причину такого повышенного внимания: в зал не спеша вошел Тимур
Тагаев. Народная молва называла его «крестным отцом» нашей мафии. Возможно, так
оно и было. ТТ, под этим прозвищем знали Тимура и стар и млад, своего
теперешнего благосостояния достиг путем не праведным, однако никогда не «привлекался».
Налоговая и прочие органы при всем желании достать его не могли. Впрочем,
желание также вызывало сомнение, уж если б желали, непременно бы достали. С
неугодными Дед был скор на расправу, но мне было доподлинно известно, что
Тагаев щедро делится с народными избранниками, и в первую очередь с Дедом. К
тому же, несмотря на молву, он вполне мог считаться бизнесменом, у него были
свой ресторан, казино, бензозаправки, два автосалона, пай в трех строительных
фирмах, пара заводиков, где ляпали пельмени и сбивали масло, и еще много чего,
сразу и не вспомнишь. И если уж Деду пришла охота собрать цвет нашего
предпринимательства, то Тагаеву здесь самое место. Начав с дворовой шпаны, по
меткому выражению Деда, Тагаев к тридцати шести годам стал в масштабах нашего областного
центра очень и очень богатым человеком.
Однако, несмотря на успехи в бизнесе, он был фигурой
все-таки нежелательной. Вот так являться на тусовку пред ясные очи Деда — верх
наглости, и то, что он вдруг появился, здорово удивило даже меня. Тагаев посмеивался
над властью, наживал свои миллионы и никуда не лез. Хотя в последнее время мог
и озадачить: к примеру, заказал колокола на свои кровные для Воскресенской
церкви, а также оклад на икону Богородицы из чистого серебра с позолотой, о чем
раструбили все газеты, поместив его портрет в обнимку с нашим епископом. Мой
друг Лялин, который всегда все знает лучше всех, три дня назад подергал рыжий
ус, разглядывая фотографию, и заявил:
— ТТ в политики намылился.
— Чушь, — возразила я, потому что была о Тимуре
лучшего мнения.
— Помяни мое слово, — самодовольно изрек Лялин. Я
нахмурилась.
— Он умнее, чем кажется, — вступилась я за Тимура.
— Парню стало тесно, — хмыкнул Лялин, —
хочется душевно развернуться.
На этом разговор мы прекратили, каждый остался при своем
мнении.
То, что Тагаев впервые появился на официальном приеме, меня
озадачило и навело на мысль, что Лялин, возможно, прав.
Я взглянула на Деда, желая знать, как отнесся он к столь
неожиданному появлению, и смогла убедиться, что не только у меня возникло такое
желание: взгляды присутствующих метались от Деда к Тагаеву, и все напряженно
чего-то ждали. В лице Деда наметилось некоторое недовольство. Но надо отдать
ему должное, он быстро справился с собой, в сторону Тагаева даже не взглянул,
игнорируя его появление, и продолжил разговор с толстяком. Далее было очень
интересно: толпа попятилась от ТТ, точно от зачумленного, а он с блуждающей
улыбкой на устах прогулялся по залу. От стола навстречу к нему выпорхнул
сначала один бизнесмен, затем другой, потом они просто-таки потянулись
вереницей. Дед, конечно, и в Африке Дед, но и с Тагаевым задираться дураков
нет. Тимур всегда все подмечал и ничего не прощал.
Граждане судорожно шарахались от одного к другому. Дед едва
заметно дергал щекой, а Тагаев явно наслаждался ситуацией.
Ко мне подскочила Ритка, лицо ее пылало, глаза метали
молнии.
— Он что, с ума сошел? — зашипела она, обращаясь
ко мне. Я выразила удивление поднятием бровей. — Он что, с ума
сошел? — гневно повторила она, должно быть, избрав меня козлом отпущения.
— Возможно, — уклончиво ответила я, не желая
затевать диспут на малоинтересную для меня тему.
— Какая наглость, — простонала она, готовясь
разреветься от злости.
