Я расплатилась с водителем, пересела в свою машину, отъехала
на один квартал, чтоб не мозолить глаза людям, и ощутила настоятельную
потребность обмозговать ситуацию. Выпустила Сашку, сама пристроилась на
скамейке в уютном дворике, впрочем, не красоты сейчас занимали меня. То, что
Ларионов поддерживает связь с Тагаевым, я видела собственными глазами, и это в
то время, когда Дед вроде бы сильно обеспокоен тем, что Тагаев надумал идти в
политику и тем самым спутать ему все карты. По идее, следовало бежать к Деду со
всех ног и докладывать, что он пригрел на груди змеюку, но я не особо
торопилась. Прежде всего, я очень сомневалась, что Ларионов крысятничает. Деда
он знает хорошо. Допустим, Тагаев его мог чем-то прижать, допустим, даже хорошо
прижать, но он отлично знает, что, выступая против Деда… Из двух зол выбирают
меньшее… А если Дед уже не тот и сила не та и эта банда почувствовала слабину?
Вот и бросились к Тагаеву. Король умер, да здравствует король! До смерти еще
слишком далеко, и Дед без боя гроша не уступит, будет стоять насмерть, как наши
под Сталинградом. Было еще кое-что: Дед и Тагаев наживают деньги рука об руку,
разумеется, никак этого не афишируя и даже открещиваясь друг от друга. Теперь
при тесном экономическом контакте у них вроде бы наметился политический разлад.
Или ничего не наметилось и эти двое просто пудрят всем мозги, разыгрывая свою
партию? Одному богу известно, что они могли придумать. Возможно, у Тагаева есть
на Деда обиды, тот на вершинах славы, а Тимур для него каштаны из огня таскает.
Вот ему и надоело, тоже в Наполеоны захотел. Возьмут да и вцепятся друг другу в
горло. Дед даже спрашивал, по какую стороны баррикады я намерена остаться? Если
честно, так мне по фигу, пусть сами разбираются, мне бы отсидеться в сторонке,
и плевать я хотела на их политические баталии. Вру. На Деда не наплевать. Он,
сукин сын, беспринципный и жестокий, но я его люблю, раньше любила, и сейчас
что-то от той любви осталось, может, немного, но в самый раз для того, чтоб не
стоять в сторонке, когда его начнут жрать с потрохами. И чем я помогу?
Перво-наперво тем, что никуда не полезу, дабы случайно не поломать его игру. В
этой игре мне кто-то уготовил место. Дед или не Дед, поди разберись. Но я в
игре, это точно, и кому-то сие очень понадобилось.
— Ох, как зубы-то ноют от открывающихся
перспектив, — сказала я вслух. Сашка весело бегал возле песочницы, с
интересом поглядывая на меня.
Я достала телефон и набрала номер мобильного Деда, все-таки
хотелось поговорить со старым змеем, вдруг против обыкновения соизволит
намекнуть, чего ждать от жизни. Дед отозвался незамедлительно, но голос его
звучал с недовольством. Совершенно не родной голос, ни тебе ласки, ни радости —
сплошная суровость и непреклонность.
— Чего тебе? — спросил он.
— Даже народные избранники чрезвычайно высокого полета,
каким являешься ты, должны время от времени чего-то есть. В связи с этим я
спрашиваю: мы не могли бы пообедать вместе?
Пауза слегка затянулась. Я собиралась было робко кашлянуть,
чтобы напомнить о своем существовании, но тут он спросил:
— С чего это вдруг?
— Погода скверная. У меня депрессия. Ты со мной суров
до невозможности. Сашка вредничает. Я потеряла смысл жизни и не могу найти его.
Этого достаточно, или мне еще что-нибудь придумать?
— Ты понимаешь, что у меня нет времени?
— Понимаю. Но ничего не могу поделать.
— Хорошо, — буркнул Дед. — Закажи столик во
«Фламинго», часов на семь, нет, на шесть. Постараюсь быть. И ради бога, оденься
по-человечески и оставь дома свою дурацкую таксу.
Вот так-так, хорошо, хоть Сашка не слышал.
— Пес, мне срочно надо принять черты дамы из общества.
Бегом в машину.
Столик я заказала, по дороге домой заскочила в
парикмахерскую и сделала прическу, на это ушло около часа. Мастер была довольна
и нахваливала мою красоту. Я не слушала, просто радуясь ее радости.
Дома я провела ревизию своего гардероба, выбрала белый
костюм с красной розой в петлице, натянула красные ботфорты и скроила рожу
своему отражению в зеркале. Сашка наблюдал за всем этим с величайшим интересом,
наверное, тоже прикидывал, чего ему следует ждать от жизни при таком раскладе.
В общем, два условия я выполнила, а на третье решила наплевать и взяла Сашку с
собой. Я в красных ботфортах, а он дома? Да он мне такого ни в жизнь не
простит. Правда, из своей сумки он перекочевал в мою, красную. Пробовал
возражать и даже кусаться, но, будучи поставлен перед фактом: либо в сумку
лезть, либо телик смотреть, — вздохнул и полез в сумку.
Через пятнадцать минут я была во «Фламинго», умудрившись
прийти раньше намеченного времени. К моему удивлению, Дед уже сидел за столом и
читал газету. В небольшом зале он был один, если не считать официанток, которые
толпились возле двери в состоянии, близком к помешательству.
— Он не кусается, — сказала я им, имея в виду
Деда.
— Мы знаем. Хорошая собачка. Ему миску принести?
— Мы не поняли друг друга, — констатировала я,
отказавшись от миски. Дед, будучи на редкость консервативным, не придет в
восторг, обедая с моей собакой за одним столом.
Дед оторвался от чтения, перевел взгляд на меня и, поспешно
сложив газету, поднялся.
— Рад тебя видеть, — сказал он совершенно
серьезно, но этого ему показалось мало, и он добавил:
— Господи, какая ты красивая.
— Это тряпки, — пожала я плечами. — А я все
та же.
— Мне нравятся твои красивые тряпки, — кивнул он,
помогая мне устроиться за столом. — Ты бы сделала мне большое одолжение,
если б больше внимания уделяла своим нарядам.
— Ничего себе, — развеселилась я. — Я-то
думала, что работаю на тебя.
— Одно другому не мешает. Я заказал по бокалу мартини,
мне еще сегодня предстоит масса дел.
— Сколько у нас времени?
— Час-полтора.
— Отлично, сможем поесть спокойно.
— Выпусти пса из сумки, к твоим чудачествам здесь
привыкли,
— Я больше думала о тебе, когда его запихивала туда.
— Лучше бы ты подумала о нем и оставила дома. Что за
страсть везде таскать с собой это богопротивное существо, — поморщился
Дед.
— Все существа одинаково им любимы, это ведь его
творение, — вступилась я за Сашку.
— Причем тут господь? Это чокнутые англичане, господу в
голову бы не пришло создать такую нелепость.
— Прекрати, он же все понимает.
— Это собака. А ты тихо сходишь с ума и относишься к
нему, как к… — Он замолчал.