Возле добротного особняка стояла машина «Скорой помощи» и
переминалась толпа народу в форме и в штатском. Труп уже успели увезти. Я
замерла в сторонке, подергивая плечами, было холодно, а я по привычке надела
кроссовки. Дед прав, толку от моего пребывания здесь никакого. Я таращилась на
пятно крови, припорошенное снегом, отсюда его хорошо было видно, и размышляла о
тщете всего сущего. Итак, Никитин убит. Светлана знала о готовящемся покушении,
в котором замешан ее любовник, лицо прямо-таки мистическое, никто и никогда его
ни разу не видел. И откуда же этот любовник взялся? Шпионила она за Никитиным с
благословения своих хозяев и о их планах могла знать или догадываться, но быть
причастной к убийству не хотела. Допустим, Никитина она не любила, но
справедливо опасалась, что, являясь свидетелем, становится для кого-то фигурой
неугодной, от которой логично избавиться. Ситуация для нее сложная: и в милицию
не побежишь, и заморочки с законом ни к чему, тем более что соучастие в
убийстве — это зависимость от хозяев на всю оставшуюся жизнь. Вот и кинулась
девушка ко мне. Ничего подобного. Не Никитина спасать она кинулась. Похоже, его
судьба ее волновала мало. Она знала о готовящемся убийстве, но предпочитала
молчать, чтобы не подставить своего любовника. Человека, который появился в ее
жизни недавно и вызывал у нее подозрения. Если он прибыл от хозяев, то какие у
нее могли быть сомнения? Допустим, не сомнения, а опасения, что он и ее не
пощадит. Но если его фотографию она показывала Тагаеву, то эта версия никуда не
годится. Откуда Тагаев мог знать этого человека? Предположим следующее:
Никитина убрали совсем не те люди, которые установили за ним слежку. Та самая
третья сила, о которой говорил Лялин. Но тогда появляется и четвертая: некто
прислал мне деньги и позвонил сегодня по телефону. Зачем? Затем, чтобы
предотвратить преступление, но я, по его словам, надежд не оправдала. Да,
голову сломаешь, а ни до чего не додумаешься.
— Привет, — бодро возвестил Вешняков, появляясь
из-за моей спины.
— Привет, — буркнула я.
— Выходит, Никитин предупреждению не внял.
— А хоть бы и внял, — пожала я плечами. —
Шлепнули из оптики?
— Само собой.
— Тут либо из дома носа не показывай, либо вовсе в
далекие края подавайся. И то бабушка надвое сказала. А так днем раньше, днем
позже.
— Да уж, коли решили, то замочат, не убережешься. Дед,
поди, поедом ест?
— Еще не виделись.
— Не позавидуешь тебе, мне хоть в этом повезло.
Заказное убийство не нашего ума дело.
— Положим, и нам от него не отбодаться, —
поковыряв снег носком кроссовки, сказала я, чтоб Вешняков раньше времени особо
не радовался жизни.
— С какой стати? — возмутился он.
— Дед рассвирепеет и возьмет дело под личный контроль.
— А личный контроль — это у нас ты, дорогая?
— Догадливый ты мой… — Я обняла Вешнякова и похлопала
по плечу. — Так что еще поработаем.
— Не хочу.
— Знаю. А подполковника хочешь? Хочешь? И получишь.
Может, сразу генерала, если принесем Деду на блюде голову гада, убившего его
любимца. Кстати, мне сегодня звонили. Неизвестный горько сетовал, что мы
потратили время впустую и ничегошеньки не сделали. Разочарован человек. Не
смогли предотвратить.
— Он, конечно, предпочел остаться неизвестным.
— Ага. Человек явно не ищет популярности.
— А жаль, я бы с ним потолковал. На его наглой роже
малость потоптался бы.
— Что я слышу, Артем Сергеевич?
— Ты сейчас не такое услышишь. Сегодня и нам звонили.
Некто, пожелавший сохранить свое имя в тайне, сообщил, что на господина
Никитина будет совершено покушение. Правда, позвонил поздновато, малость
опоздали. А то бы киллера накрыли.
— Он ушел?
— Ушел. Можно сказать, из рук выскользнул. Винтовочка
осталась на память.
— Мне мент в оцеплении сказал, что киллера гоняли.
— Гоняли — сильно сказано, растворился он на
заснеженных просторах. А теперь скажи, кому понадобилось нас предупреждать?
— Тому, кто хотел сохранить жизнь Никитину, —
пожала я плечами.
— Тогда чуть раньше обеспокоиться стоило бы. Кто-то
хотел убить двух зайцев: и от Никитина избавиться, и от киллера.
— То есть звонили для того, чтобы сдать киллера? А
смысл?
— Киллер — профессия опасная. Кто-то решил, что парень
свое отработал.
— И надеялся, что во время задержания его пристрелят?
— Во время задержания или чуть позже.
— Чуть позже рискованно. Паренек сообразит, что его
сдали с потрохами, и от большей обиды хозяев заложит.
— Если успеет.
— Я вот что думаю, — вздохнула я. — У него
есть враг, он воду мутит, а нам загадки загадывает.
— У киллера враг?
— Ага. Это он нам записочку кровью написал, мне денежки
прислал и даже позвонил сегодня. Все для того, чтобы вывести нас на этого типа.
А мы по бестолковости ничего не поняли. Киллер ушел, и нас, скорее всего,
ожидает еще один труп. Человека, который его нанял.
— А у тебя оптимистичных прогнозов нет?
— Не держим.
— Да-а… — протянул Вешняков. — Возразить тебе
трудно. Скорее всего, так оно и будет. По-твоему, наш киллер и есть
таинственный любовник Светланы?
— Любовник либо он, либо тот, кто нам пытался его
сдать.
— Подожди, но тогда выходит, что он девчонку убил
только для того, чтобы нам записочку кровью оставить?
— Почему бы и нет.
— Тогда он псих. Терпеть не могу психов. Сам с ними
психом станешь. Убить девчонку, чтобы сдать нам какую-то сволочь? Все-таки это
слишком. Нет, пусть с этим кто-нибудь несообразительней меня разбирается.
— Когда можно будет взглянуть, что нам оставила
Луганская в ячейке банка? — спросила я. — Чего возитесь?
— Думаешь, так просто? Там одних бумаг два десятка,
банк частный, и хозяин на Канарах, а они без него чихнуть боятся. Да и наши
хороши… Но теперь засуетятся.
— Вешняков, — предложила я, — пойдем водки
выпьем.
— Водку я не против… А чего так?
— Что-то у меня предчувствие нехорошее. С самого утра.
— С этим надо бороться, — забеспокоился
Артем. — Пошли.
